— Да, къянмис, — торопливо всхлипнул разбойник, из опасения, что пытка сейчас возобновится, — я всё понял, — он быстро-быстро закивал головой, будто сомневался, что его услышали.
— Ну? — она вопросительно подняла бровь. — Что ты нам скажешь?
— Там, правда, Искар, но нам нужно к переправе. Она находится в трёх милях на юг ниже по течению, — он зачастил. — Там паром. Переправа. А за переправой — Искар.
— Ну вот видишь, Хильсена? Мальчик просто забыл нас предупредить, — обратилась она к спутнице спокойным голосом. — А если мальчик ещё что-то забудет нам сказать, мы скормим нашей зверушке одну из конечностей мальчика. Например, руку.
Ведьма вперила в него ледяной взгляд, не имевший ничего общего с её ласковым тоном:
— Какая рука тебе больше всего нравится, левая или правая?
— Я вас умоляю, пожалуйста, не нужно. Я всё понял, — он упал на колени. — Пощадите, прошу. Я всё сделаю, что вы скажете. Только оставьте мне жизнь, прошу! Я умоляю вас! — размазывая слёзы по лицу, он невольно начал пятиться, продолжая находиться в коленопреклонённой позе.
В его глазах было столько надежды, что ведьма удивлённо переспросила:
— Прямо всё?
— Да, къянмис, — он снова закивал, как болванчик, а затем уткнулся лбом в снег, боясь поднять глаза на ведьм.
— Договорились, разбойник, — в её словах промелькнула насмешка. — Тогда докажи.
Что-то упало возле него в снег. Слегка подняв голову, Борзун увидел перед собой кинжал в простых костяных ножнах, и его сердце пропустило удар.
— Нет, — прошептал он дрожащими губами, — пожалуйста.
Борзун с ужасом ощутил, что руки, против его воли потянулись к ножу, а весёлый девичий голос прозвучал похоронным набатом.
— Отрежь себе ухо.
Погода портилась на глазах. С наступлением вечера усилился и порывистый ветер. Чернеющее небо опустилось так низко, что, казалось, рухнет прямо на головы рискнувшим путешествовать в такую непогоду. Метель проворно набирала обороты.
В такую погоду хорошо сидеть дома, за высоким крепким частоколом и крепкой дубовой дверью, у пылающего очага и пить травяной отвар из обожжённой глиняной пиалы с куском доброго, хорошо прожаренного мяса. Борзун бы с радостью так и поступил, но Судьба распорядилась по-своему. У него не было дома и, видимо, уже никогда не будет. А ещё у Борзуна больше не было свободы, не было права говорить, пока к нему не обратятся и не было левого уха. Всё это он добровольно отдал в руки двух ведьм, когда ему пришла в голову мысль, что, заполучив двух рабынь, он сможет на время усмирить волнения в своей банде. А сейчас он прижимал окровавленный кусок нательной рубахи к уху, из которого до сих пор текла кровь.
За всё нужно отвечать. В том числе и за свои слова. Именно эту фразу сказала ему ведьма, когда он стоя на коленях, рыдая от боли, с готовностью преподнёс её окровавленный кусок собственной плоти. Теперь ухо болталось на его шее на вощёной верёвочке. Она так приказала. Чтобы помнил.
Паромная переправа. Ещё три часа, и они будут в Искаре, а на этой многоногой твари, почитай за два доберутся, если паромщик окажется на этой стороне.
Им повезло, если к данной ситуации применимо это понятие, поскольку паром был здесь.
ebooksa