— Да нормальная вроде, — ответил Француз. — Не вкусная, конечно, но и не гадость.
— Гадость — не гадость, а меня укачивает, — пожаловался он.
Я был с ним в этом плане солидарен, так как меня самого от этих бросаний вверх-вниз начало мутить, и казалось, что вся еда, что во мне была, сейчас постучится и попросится наружу. Но мучиться, как оказалось, оставалось недолго. За ближайшим поворотом у обочины показались грузовики.
— Вот мы и приехали, ребята. Пора за работу, — подытожил Бурый, останавливаясь.
Глава 138
Мы вылезли из машин на свежий воздух. Было тихо, единственными звуками были лишь шелест листвы да урчание двигателя с нашими голосами. Ещё тёплые дни давали о себе знать, и воздух был наполнен ароматами леса, чистого и приветливого — не сравнить с задымлённым городом. Хотелось, чтоб объём лёгких был куда больше, чем есть на самом деле, так как надышаться лесной свежестью я не мог. И пусть лес уже вовсю окрашивался в жёлтый, зелёный цвет всё равно сохранял своё преимущество надо остальными оттенками.
А ещё у меня тряслись пальцы. Совсем чуть-чуть, но я чувствовал, как тело потихоньку пробирает озноб. Кожа чесалась, будто её присыпали и натёрли солью. Сознание становилось немного дёрганным, резким, перескакивающим с одного на другое. Появлялась раздражительность, будто каждая деталь этого мира раздражала.
Так у меня проявлялась ломка.
Я взглянул на собственные руки, которые чуть-чуть потряхивало. Было немного тяжело сконцентрироваться, однако…
— Чёрт…
— Ломка? — хмуро заметил проходящий мимо Панк, посмотрев на мои руки.
— Да, есть немного. Кажется, я подсел, когда от боли кололся.
— Тогда самое время отказаться от этой хуйни. Запомни главное правило — не использовать свой товар.
Это был дельный совет. Будь он к месту. А так Панк просто сотряс воздух и довольный собственным непревзойдённым умом ушёл. А мои мысли возвращались к тому самому, последнему разу. Ещё разок принять, чтоб в ответственный момент всё прошло гладко и меня не терзали ни обрывки сознания, ни повышенная активность, ни нервозность, будто я не могу понять, за что хвататься первым.
А ещё этот жуткий насморк…
Дьявол… я подсел.
Вообще, я не мог сказать, что наркотики мне были не нужны. Порез на спине заживал с трудом, и помимо наркоты мне пришлось некоторое время обкалываться антибиотиками. В начале мне казалось, будто мышцы на спине рвутся, однако в последнее время я ничего такого не чувствовал просто потому, что глушил боль наркотиками. А ещё пальцы: на указательном минус две фаланги и одна на среднем. И это я не говорю об порванном ухе и изрезанной заново руке. Про ногу тоже не вспоминаю, так как хромота пропала где-то через трое суток после ранения.
Я уже перестал обращать внимание на привлекательность, важной была только функциональность, которой я лишился. Теперь приходилось переучитываться под левую руку.
Так теперь я просто не мог нажимать на курок правой рукой указательным пальцем, так как не дотягивался. Мог нажимать средним, тоже было неудобно. Зато мог писать, что не могло не радовать. Непривычно, но возможно. Сейчас было главным то, что я могу стрелять. Я даже тренировался держать пистолет уверенно левой рукой. А правая…
Взгляд сам по себе переместился на кисть, обмотанную бинтом. В принципе, из автомата стрелять я смогу, так что не страшно.