Дух неправды

22
18
20
22
24
26
28
30

Но тут вернулась Вика. Она была почему-то не в духе, много пила сакэ.[30] Потом вдруг сказала, что ей здесь надоело, тем более что в баре не готовят её любимый коктейль – «Белая леди» с джином и «Куантро». Когда нам принесли мандзю, пирожки со сладким бобовым тестом и какое-то блюдо из листьев папоротника, Лю позвонил на мобильный дядя и попросил его срочно приехать на съёмную квартиру. Естественно, Чжан сопровождала жениха. Сергей и Елена собрали со стола остатки кушаний и отправились следом за китайцами. Денег у них никогда не было. Всегда подбирали объедки с тарелок и жевали их по дороге.

Момо-сан,[31] стуча деревянными асида,[32] отправилась нас провожать. Зал был украшен цветами, там курились ароматные палочки, звучала волшебная музыка кото[33] и бива. Я почему-то запомнил именно одну картину, украшающую стены, хотя там их было множество. Тэнгу, крылатое чудовище с длинным носом, которое живёт в горах. От прикосновения веера Тэкгу и у человека вырастает такой же. Смеясь и подшучивая друг над другом, мы вышли на улицу. Шёл искристый снежок, и кривые улочки старой Москвы казались мне добрыми, приветливыми. Прямо английская рождественская открытка! Хотя всем нам, имеющим неславянскую внешность, обязательно следовало носить при себе документы.

Таня удивлялась, как у японцев и китайцев получается так ловко есть двумя палочками. Вика обещала непременно научить её так есть, потому что всегда может пригодиться. Лю вспомнил, что в этом ресторане поёт комусо – бродячий певец в шляпе, скрывающей всё лицо, и в следующий раз мы просто обязаны его послушать. Кроме того, здесь выступает несравненная Айко-сан с игрой на сямисэне.[34] Я рассказываю так подробно, чтобы ещё раз прожить тот вечер. Счастье не вернётся никогда, и я более не буду прежним.

Приехал «Мерседес», забрал китайцев. Мы же спустились в метро – в машине всем не хватало места. Поднялись, проводили домой Катю, которая жила неподалёку от ДАСа. Остались мы с Викой, Сергей с Леной и Таня-эмо. Она всё время болтала, и в её языке сверкала серёжка. Таня рассказывала, как прокалывала язык и чуть не истекла кровью, а мы слушали, начисто позабыв об опасности. На улицах и проспектах, во дворах и переулках было много народу. Люди торопливо несли ёлки, пакеты с едой, громко переговаривались, смеялись. Праздничная реклама огненной рекой затопила Москву. Мы свернули во дворы, чтобы сократить дорогу. Вика приглашала меня встретить Новый год у её родственников, и я соглашался. Думал, что всё сегодня сложилось удачно, не пришлось предъявлять документы, а в прошлый раз нас останавливали трижды. А потом я подумал, что лучше бы и теперь остановили, даже забрали в милицию, потому что…

Это произошло внезапно. Только что дети катались с горок, бегали собаки. А тут сразу – никого, как в страшной сказке. Они приехали на джипе «Ниссан-Армада». Десять человек – пьяных, невероятно агрессивных. Взвизгнули тормоза, и молодчики выскочили из джипа. К несчастью, первым попался им на глаза именно я. С криками «Бей чурбанов!» и «Дави крысятник!» они окружили нашу компанию, хотя прекрасно видели трёх девушек. Я пытался объясниться, но, как видно, зря. Ответом был град ударов – по спине, по голове. Я не успел даже моргнуть, как оказался лежащим на льду, и мой подбородок задирал кверху носок высокого шнурованного ботинка на толстой подошве.

Я уже не думал ни о чём, кроме одного: где Вика? Что с ней? Сергей Ганин истошно закричал: «Я русский, ребята! Мы русские!» Он повторял эти фразы раз по двадцать. Но его выключили электрошокером. «Ты, карлан, порежь черножопого!» – крикнул один из нападавших другому. Я перекатился на спину, вскочил на ноги, поняв, что миром тут явно не разойтись. Таня-эмо с визгом улепётывала к проспекту и громко звала на помощь. Её преследовали двое парней в чёрных куртках, но, по-моему, не догнали. Она очень быстро бегала – занималась когда-то в спортивной секции. Все нападавшие орали что-то вроде: «Слава воинам белой расы!» В руке мальчишки в бейсболке, которого назвали карланом, я увидел десантный нож. Потом Таня сказала, что так называют начинающих скинов, которым нужно доказать свою силу и верность идеям.

Все были пьяны, все без исключения. Вид у парня в бейсболке был совершенно безумный. Он наступал на меня, глядя прямо в глаза. А я пятился от него и прикидывал, какой из приёмов, изученных в шаолиньском монастыре, нужно сейчас применить, чтобы рассеять толпу. Я уже знал, что их человек десять, – это много для нас с Ганиным. Вика, закрыв руками уши, ползла по сугробам куда-то за кусты, и по её пальцам текла кровь. Два юнца поспешно сдирали с неё украшения, приняв не за русскую, а за иностранку. Я уже говорил, что Вика – наполовину армянка, и потому её били тоже. Разорвали мочки ушей, отняли кольца и браслеты, дорогой телефон. Серёжка Ганин говорил не раз, что занимается капоэйрой, это смесь танца с дракой, и никакие скины ему не страшны. Но он уже лежал лицом вверх, у помойных бачков, тоже весь в крови, а один из бритоголовых волок за вывернутую руку, кричащую от боли и страха Елену. Похоже, им было безразлично, что Елена и Сергей – славяне. Раз ходят в компании с «чёрными», значит, тоже виноваты, смешивают кровь, портят породу.

Я не помнил, сколько времени прошло. Из окон домов что-то кричали люди, ругали всех нас вместе, обещали вызвать милицию, но не вызывали. А, может быть, те не хотели ехать. Я уже плохо понимал, что делаю. Несколько раз я отшвыривал от себя парня с ножом, а он поднимался и снова кидался на меня, как фанатик. В конце концов, ему удалось разрезать кожу на моём запястье. В меня издали стреляли из газовых пистолетов. И после каждого выстрела кричали «Слава России!» и «Зиг хайль! Когда я упал, на меня кинулись уже трое. И среди них – высокий плечистый – атлет в камуфляжной форме, которому все орали: «Вождь! Вождь!» Он приехал на чёрном джипе, но вышел не сразу. Зато несколько членов их компании, включая ярко накрашенную девушку, снимали всё на камеры мобильных телефонов.

Операторов было трое, и они увлечённо работали. Сергея били нотами, а Лену, похоже, полоснули по липу ножом. Вику гоняли по детской площадке, сверкая сполохами электрошокером. Она металась между песочницами и качелями, а эти все хохотали. Потом Вика увидела меня, тоже всего в крови, валяющегося у них под ногами и закричала: «Санкар! Санкар!» Тогда какой-то тип поймал её, задрал сзади шубу и стал расстёгивать брюки… Раздался восторженный рёв.

* * *

Я уже получил по почкам, по лицу, по рёбрам, и голова гудела от ударов. Тот, кого называли Вождём, стоял надо мной, как победитель, и его нога всё сильнее давила мне на грудь. Когда я увидел, что собираются делать с Викой, отбросил последние сомнения. Я изучал целых три года боевые искусства не для того, чтобы говорить мерзавцам о чести и совести. Их дубинки с сумасшедшей скоростью мелькали в морозном воздухе, и всё происходящее казалось кошмарным сном. Красная Викина сумочка валялась под занесённой снегом скамейкой, там же я увидел одну из перчаток. Каблук пробегавшего парня с хрустом раздавил тюбик губной помады, выкатившейся из этой сумочки. И звук, который я в тот момент услышал, показался похожим на небесный гром. Я закрыл глаза.

Знаете ли вы имя буддийского монаха Бодхи Дхарма, который жил на юге Индии и в шестом веке? Перейдя через Гималаи в Китай, он посвятил монахов монастыря Шаолинь в тайны индийских единоборств. Я применил один из приёмов калариппаайятту, включающей элементы йоги и гимнастики. Сергей всегда сомневался, что я способен оказать хоть какое-то сопротивление нападавшим. Ганин называй себя «мастером уличных драк» и всегда покровительственно сопровождал меня во время поездок по Москве. Он действительно хорошо танцевал, но в тот вечер очень быстро был выведен из игры. Его били смачно, шумно выдыхая воздух. А Лена, скорчившись у помойного бачка, только кричала, как заведённая при каждом ударе: «Не надо! Не надо!»

Поняв, что её хотят изнасиловать, Вика начала сопротивляться, кусаться, царапаться и кричать. А эти нелюди хохотали над ней, свистели и подначивали насильника. У меня не было времени сосредоточиться, в бой пришлось вступить совершенно неожиданно. И никакой возможности сконцентрировать энергию, кроме как тихо полежать под ботинком Вождя, не оставалось. Я смотрел вверх, на зимние звёзды, и пытался воспламенить свой дух с помощью волевого импульса, сосредоточить его в кончиках пальцев. Я вложил всю душу, всю страсть в этот прыжок и этот удар – совершенно неожиданный для Вождя, который свысока поглядывал на меня брезгливо, как на раздавленную лягушку. Стоявший рядом держал бутылку с бензином, другой приготовил зажигалку. У меня была минута…

Я схватил его обеими руками за ногу и вывернул её, лишив Вождя возможности вскочить. А потом, когда он, отъехав назад по льду, закричал своим: «Кончайте его, суку!», я ребром ладони ударил его по груди, в которой колотилось сердце. И мне показалось, что оно разорвалось. Красно-синий скользкий комок величиной с кулак брызнул кровью и обмяк. Я, ещё не успев сообразить, что произошло, ощутил на своей спине потную горячую тяжесть, вдохнул давно уже ненавистный мне запах перегара и сгруппировался, превратившись в шар. Перекатившись под животом набросившегося на меня сзади бритоголового, я вылез между его ног, вскочил и ударил его по спине точно так же, как Вождя по груди. Но этот не умер – он разжал руки и, скорчившись, застыл на закапанном кровью снегу. В меня из темноты кинули нож, но я увернулся, ударил ногой в живот ещё одного нападавшего и остановился, приглашая желающих вступить в бой со мной.

Однако, «наци» не ринулись на меня, а, наоборот, пустились наутёк. Во дворе внезапно стало тихо, только урчал мотор джипа, в котором никого не было. Тот самый карлан, который хотел меня проткнуть ножом, хромал позади всех. Мне почему-то захотелось раскланяться. Я взглянул на балконы, в открытые, несмотря на зиму окна, и увидел, что схватку снимали ещё и оттуда. Многие действительно зааплодировали, как будто посмотрели увлекательный спектакль. Потом я узнал, что это у «наци» называется «акция». Раз они действуют так нагло, не боясь милиции, значит, чувствуют свою власть и силу…

Окна светились так мирно, так тепло, что мне вдруг захотелось плакать. И я пошёл со двора, сам не зная, куда. Меня уже не интересовало, что происходит с Викой, с Сергеем, с Леной. С каждым шагом я всё яснее осознавал, что убил, по крайней мере, одного из скинов, а второго искалечил, повредив ему позвоночник. Теперь нацисты стали жертвами. Драка покажется невинной шалостью на фоне того, что сотворил я. Сотворил в чужой стране, принявшей меня на учёбу. В стране, которую почитали в нашей семье. Я должен был просто сбить Вождя с ног, но не наносить решающий удар по рёбрам. Надо было поступить как-то иначе. Надо было… А что надо?.. Всё кончено, и мне придётся жить с этим.

Я шёл и, изредка нагибаясь, зачерпывал в горсть снег, мыл им лицо. Крови на нём уже не было. Осталась лишь ссадина на скуле, да ещё резаная рана на запястье. Я замотал носовым платком эту рану и сначала направился в сторону нашего общежития. Но после рассудил, что надо всё-таки не сразу там появляться, а немного позже, когда картина более-менее прояснится. И сам не заметил, как оказался у Катиного дома, откуда совсем недавно мы выходили, беззаботные и счастливые. Я запомнил номер Катиной квартиры, и потому, не задумываясь, нажал кнопку с этой цифрой на щитке домофона. Мне в тот момент больше всего хотелось выпить горячего и сладкого чаю, а после хоть ненадолго расслабиться.

Я слышал, как по проспекту проехала машина с сиреной, но даже не взглянул в ту сторону. Когда услышал Катин голос, сказал: «Открой, это Санкар. Я всё объясню». Заиграла трель, я толкнул дверь и поднялся к лифту. Через пять минут я предстал перед испуганной Катей, которую, похоже, вытащил из ванны. Она была одна дома – мне опять повезло.

Катя открыла мне дверь, и я сразу понял, что она слышала о драке. Она была в жёлтом махровом халате, на голове – тюрбан из полотенца.

– Господи! Что с тобой? Где остальные! Танька позвонила, закричала, что вас там скины убивают… У нас дворника кокнули недавно… А ты сбежал?

Я закрыл за собой дверь, чтобы Катя не простудилась, и спросил: