– Это ваша Оксана пиндосам продаётся, а я за Родину воюю. Да, не всем в окопах сидеть. Надо и «бабло» где-то брать. Любая война дорого стоит, пусть даже и гибридная.
– Ну, для тебя-то она – мать родна. – Грачёв внимательно оглядел задержанного. – Заматерел ты немного. Хотя для сороковника жидковат, конечно. Зато вертеться ловко умеешь. Как писал Джек Лондон: «Бывают люди настолько гибкие, что могут приспособиться к любым формам человеческого существования». Похоже, ты из таких. Может, подумаешь над моим предложением?
– Сначала я должен его услышать, – немного мягче сказал Матвиенко.
– Если пойдёшь на сделку со следствием, можем освободить тебя от наказания по делу девяносто шестого года. В 2011-м по нему истёк срок давности. В то же самое время мы имеем право не применять к тебе закон об истечении. То есть можно поступить и так, и этак. Всё зависит только от тебя.
– Вы меня совсем за идиота держите? – рассмеялся «НН». – Лучше я пойду по «мокрухе» двадцатилетнего розлива, где всего один труп, чем сейчас повешу на себя целое кладбище.
– Дело твоё, – сдержанно ответил генерал. – Насильно спасать тебя никто не станет.
– Не всё так однозначно, – немедленно парировал Финансист. – Никогда не говори «никогда». Что же касается младенца… Вон, даже на благополучном Западе отцы и дяди запихивают детишек в бэби-боксы – по самым разным причинам. Одному хлопчику уже полтора года было. Какой-то родственник хотел завладеть наследством. Так что совесть меня не мучила.
– А что любимую девушку убил?..
– Девушку! – фыркнул «НН». – Она родила в пятнадцать лет. И тогда жила сразу с тремя.
– Всё равно – человека.
– Аффект от ревности многое извиняет, – дёрнул щекой Матвиенко. – Вам ли меня не понять, Всеволод Михалыч? – И заговорщически подмигнул.
– Почему именно мне? – Голос генерала странно дрогнул. Я вообще удивлялась тому, что дядя ведёт себя так смирно с этим подонком. Другого он давно вмазал бы в стену.
– Как мужчине, конечно, – пояснил Финансист. – И вообще, всё в этом мире относительно. К примеру, запросто можно стрельнуть сигарету на улице. Но если кто-то ест шоколад, и ты попросишь кусочек, на тебя посмотрят, как на больного. Так и здесь. Просто сложилось определённое общественное мнение. Оно, конечно, важно, но моё мне нравится больше. К слову, народец – паршивая штука. Люди как дети – опасны сами для себя. Они издавна нуждались в мудрых пастырях. А овцы не могут воспитывать пастуха, правильно?
– А ты, я вижу, философ, Микола. – В голосе генерала я опять уловила растерянность. – Расскажи хоть, как пришёл к этому. Чем занимался после убийства и побега?
– Поскольку тут срок давности тем более миновал, можно припомнить, – протянул «НН». – Сначала торговал биодобавками. Вернее, распространял их на улице, ходил по домам. Потом мой босс сбежал в Германию, и я с ним.
– А там чем промышляли? – Грачёв едва не зевал. – Автомобилями, конечно?
– Так точно! – весело согласился задержанный. – Договаривались с владельцем о покупке у него авто по цене ниже рыночной. Потом перегоняли покупку в Россию. Этим лично я занимался. Мне другой паспорт сделали сразу же. Дальше – растаможка, постановка на учёт. И – продажа ничего не подозревающему гражданину. После этого немца ставят в известность, что машина прошла «очистку». И он может подавать заявление о краже, чтобы получить страховую компенсацию. А потом «тачка» всплывает в полицейской базе данных как разыскиваемое транспортное средство. Думаете, мне было стыдно? Ошибаетесь. В те годы у честных людей таких денег не было. А жуликам поделом…
– Так тебя, оказывается, ещё и наградить нужно? – удивился генерал.
– От вас дождёшься… Я имею в виду государство. Я верил, что мне станет лучше, потому что хуже уже некуда. И добился в жизни кое-чего. Мать моя не в халупе без удобств теперь живёт, а в трёхэтажном коттедже. Женился я, детей уже трое. Маленькие, правда, но вырастут. Знаете, какую песню поют у нас в Донбассе? Называется «Шахтёрская лирическая».
– Ну, спой, что ли, – попросил генерал. – Интересно.