Постумия

А тот, похоже, ещё не верил своему счастью. Он признавался мне, что боится проснуться и понять – ничего не было, кругом мрак. Этого же страшилась и я, открывая глаза в больнице. Мне чудилось, что на стенах, в воздухе ещё проступают образы «свояков», Анатола, Платона Куценко. Палача поймали в собачьем вольере, где он пытался скрыться. Начальник охраны хотел уйти через лес, но был схвачен спецназом.

Владу Брагину ещё предстояла ортопедическая операция в финском центре «ORTON». После окончательного выздоровления Владушка собирался получить профессию ландшафтного дизайнера – Старик соблазнил его окончательно. Ведь человек, единожды заглянувший в глаза Костлявой, должен особенно ценить жизнь и красоту. Влад же не понимал, как сам не дошёл до этого раньше.

Пока он лежал то в одной, то в другой клинике, сочинял цветочную композицию – для меня. И собирался назвать её моим именем. Сказал, что именно это занятие помогло ему выжить и встать на ноги. Но говорил мой дорогой друг ещё очень тихо – сказывались травмы, нанесённые гарротой.

– Это будет композиция из лилейников, тюльпанов и нарциссов. Да, ещё добавлю крокусы и гиацинты. Но главное там – сочетание лилий и хвойных. Если хвоя будет тёмной, то подойдут лилейники жёлто-оранжевых расцветок. На фоне салатовой или золотистой хвои лучше смотрятся тёмные цветы. Есть и третий вариант. В этом случае тёмные и лилейники, и хвоя. Это очень мрачно, пусть и завораживает. Я уже прикинул на компе – получается классно. Жаль, что мы пропустили этот сезон. Но ничего, сделаем в следующем. Будешь мимо цветов и ёлок с колясочкой гулять…

– Спасибо, Владушка! – не удержалась я. – Спасибо, родной! Дай, я тебя поцелую…

Влад замер, затаил дыхание. Наверное, вспоминая о той каморке на ферме, о Лёльке и Дроне, он ожидал от меня самых главных слов. Но я никак не могла их произнести, и потому выбрала другие.

– Давай, Владушка, парой работать. Дизайнером стану я, а ты – архитектором. А сейчас давай составим тёмную композицию – Михону на могилу…

И пожалела об этом, потому что синие глаза Влада быстро наполнились слезами. А там, в плену у бандитов, с гарротой на шее, он не плакал. И потому я ощутила невероятное облегчение, когда Влад сообщил, что уезжает на месяц в Белоруссию.

Сейчас Старик, дядюшка и Петренко горячо обсуждали закон о дактилоскопии при получении шенгенской визы, при которой пальцы не катают, а снимают на сканер. Потом все трое сошлись на том, что чеканиться в Соцсетях деткам ещё рано. Перетёрли и решение Максима Ерухимовича заменить цвет своего автомобиля на «занзибар».

Петренко сетовал на то, что муж старшей дочери Галины после ссор не разрешает вывозить внуков за границу. И этим вынуждает супругу поступать так, как надо ему. А разводиться и лишать его прав Ганка не хочет. Говорит: «Вообще-то он хороший, только с тараканами в башке…»

– Вот-вот, всегда с этого начинается! – тоном вещего кудесника провозгласил Старик. – А потом – убийство или исчезновение без вести. Прости, тёзка, но гнать его должна твоя Галька – ссаными тряпками. Только детям нервы треплет…

– Да я и сам знаю, – вздохнул Геннадий Иванович. – Понимаю, что не дело это. А что я могу? Они же взрослые люди. Наверное, раньше много воли давал.

– А вот я, наоборот, жалею, что Михона строжил, – тихо сказал дядя. Вот уже почти три месяца он говорит так – медленно, обдумывая каждое слово. – Пискнуть ему не разрешал. Сразу орал: «Какой ты мужик после этого?!» И чего добился? Новой могилы на Южном кладбище?

– Героя ты воспитал, Всеволод, героя! – заспорил Старик. – Скажешь, что мне легко рассуждать? Нет, мне очень трудно. В первую очередь, потому, что, с точки зрения формалиста, его подвиг считается просто «криминальной петлёй». Твой сын, будучи жертвой преступления, совершил в ответ противозаконное действие – убил одного из бандитов. Но, как известно, совесть бывает чистой только тогда, когда она не была в употреблении. То же самое относится и к Владу Брагину. Лучше ему пока из Белоруссии не возвращаться. В ВМА чудо сделали – спасли его, выходили. Не успел Сердюков разогнать военных медиков, а ведь хотел…

– Да, а где сейчас тот врач, Асхабадзе? Тот, который свояков-то прикончил? – оживился Петренко.

– Сидит! – махнул рукой Грачёв. – По статье за убийство двух и более человек. Мы с Богданом, Халецким и прочими сотрудниками все пороги обили. Никакой реакции. Говорят, даже о превышении необходимой обороны речь не идёт. Свояки ведь ни на кого не нападали. Есть версия, что врач специально пристрелил главарей – чтобы молчали. Полный абсурд, клевета в чистом виде. А вы, говорят, складываете килограммы с метрами и длинное с зелёным. И верите бандиту, который просто захотел выскочить.

– Да что ты говоришь?! – Петренко стащил очки и беспомощно заморгал глазами. – Этот доктор двух человек спас, в том числе беременную женщину. Помог схрон этот взять практически без потерь. Ведь ни один бандит не ушёл! А теперь человек сидит. Хуже получилось только с Михоном…

Услышав дорогое имя, генерал спрятал постаревшее лицо в лодке ладоней. Жаркий ветер трепал его седую шевелюру.

– Троих ведь, троих я схоронил – отца, брата, сына. И у всех было одно имя. Сегодня ведь день памяти Архангела Михаила. Именины у всех троих. На иконах Архангел изображён со щитом и огненным мечом, так как возглавляет борьбу со злом. Он строго карает несправедливость и коррупцию. Не одобряет стремление к власти для удовлетворения гордыни. Такими и были все мои родственники. Помянем их позже, по обычаю – когда Марьяна сможет выпить с нами…

Я испугалась дядиных глаз. Раньше яркие, чёрные, блестящие, как у меня, теперь они походили на старые остывшие угли.