Прощённые долги

22
18
20
22
24
26
28
30

Не договорив, Всеволод поднял чемодан и вышел, хлопнув дверью. Но даже на лестнице, до тех пор, пока не оказался на улице, он слышал дикий, душераздирающий Дарьин вопль.

* * *

– И вот что я ещё хочу сказать…

Сидящий в торце длинного стола Горбовский отбросил зелёную ручку с золотыми прожилками. Она быстро покатилась по столу, и сидящий рядом Петренко вовремя подставил ладонь.

– В самое ближайшее время я жду снимки, сделанные в том квадрате с вертолёта. Они уже в лаборатории. Согласно переданному плану, именно там и находится интересующий нас объект. После того, как снимки будут изучены, мы запросим военный округ насчёт сапёров. Александр Никитич, этим займёшься ты.

– Есть, – быстро, но без подобострастия отозвался Турчин, сидящий рядом с Грачёвым.

Всеволоду было душно, и он демонстративно вытирал платком мокрый лоб. Захар Сысоевич наконец-то догадался прервать заседание хотя бы на пятнадцать минут. Наверное, остальным, которые спали этой ночью, было много легче. Но Грачёв был уже на пределе – в глазах лопались разноцветные шары, причём с такой резкой болью, что начиналась тошнота. Это был уже ставший привычным приступ мигрени – правый глаз почти полностью закрылся, щека онемела, и Грачёв боялся не удержать рвоту.

– Вопросы имеются? – Горбовский оглядел всех со своего места поверх очков. За тот месяц, что был полковником, он заметно изменился, пополнел и постарел.

– Разрешите? – Турчин приподнял ладонь над полированной столешницей. – Не насторожат ли вертолёты охрану «Лазарета Келль»? До завтрашней ночи они вполне могут принять меры.

– Вертолёт был не милицейский. – Петренко покопался в бумагах, поправил свои очки. – Я думаю, что охрана привыкла к барражированию вертолётов пожарной охраны. Тем более, вчера неподалёку горел торф. Мы просто приурочили свой облёт к начавшейся суматохе.

– Понял. – Турчину тоже хотелось освежиться, но он ждал приказа начальства.

Петренко, вроде, вообще замёрз. Он сидел, нахохлившись, и сосал свои витамины. После перенесённого зимой тяжёлого гриппа подполковник ещё до конца не восстановился.

– Так что, пока нет снимков, разговаривать больше не о чем. – Горбовский взглянул на часы. – Перерыв – двадцать минут. Далеко от кабинета не уходить! Александр Никитич, открой окно, раз рядом стоишь – дышать нечем… Всеволод Михалыч, задержись, пожалуйста.

По запотевшим стёклам ползли капельки воды, и за ними оставались блестящие извилистые дорожки. Распахнутое окно не помогло. Сначала сидящие в кабинете не почувствовали вообще никаких изменений. Потом с Литейного ворвались шумы улицы и запах несгоревшего бензина.

Грачёв про себя послал Захара подальше, потому что тот и в перерыве лишал его законного отдыха. Тем не менее, молча подошёл к столу и сел на тёплый стул ушедшего Турчина. Рядом устроился Владислав Вершинин, который вполне оправился от августовской раны в живот и даже вышел на службу. Петренко закрыл блокнот Норы Келль, отодвинул его в сторону и положил сверху руку с тонким обручальным кольцом на пальце.

– Ты чего с чемоданом-то, Всеволод? – удивился Захар, заметив, что Грачёв двигает под столом свой багаж. – Я ещё перед началом заседания всё хотел тебя спросить, да никак не собрался.

– Переезжаю на проспект Славы, – коротко объяснил тот.

– Поздравить можно? – оживился Захар. – Всё-таки надумал расписаться с Лилией? Когда свадьба-то?

– Не бойтесь, не зажму свадьбу, – улыбнулся Грачёв. – Вот поживём вместе, тогда и определимся окончательно.

– Добре! – Горбовский перевёл взгляд на Вершинина. – Ось, Владик, який же ты поганый! Не обижайся, это значит – худой. Рано вышел, да прямо к раздаче! Чуть только месяц минул, как тебя раскурочило на Пулковском! Давно из Академии-то выписался?

– Восемнадцатого, десять дней назад. Ничего, хватит валяться – работать надо, – Вершинин, как всегда, был серьёзен и собран.