Прощённые долги

Обрадованный водила уселся в свою красную «восьмёрку», немного повозился внутри при работающем моторе. Потом он включил фары и выехал со двора. Обер молчал, прислушиваясь к стихающему звуку мотора. Магда кусала губы, накручивая на указательный палец прядку тонких душистых волос.

– Да, тётя Таня в больнице – её сразу же увезли в реанимацию. Маме сказали, что она и сейчас в очень плохом состоянии. Они с мужиками на заводе развели какой-то паршивый спирт и выпили. Один из той компании уже умер, а другой ослеп. Тётя Таня тоже ничего не видит. Она только дяде Тиму успела сказать, что сначала перед глазами будто бы мухи залетали, потом снег пошёл. А теперь всё белое, и ничего не различить. Ещё жалуется, что печень очень болит. Мама вся в панике, не знает, что и думать. Это ведь какая-то отрава, да, папка? – Магда смотрела на Филиппа с надеждой, ожидая, что он всё расставит по местам, наведёт порядок.

– Да метанолу они налакались! – сквозь зубы объяснил Филипп. – Это – древесный спирт, страшный яд. Генка там, в Сестрорецке?

– Да, у своей бабушки. Завтра в школу его везти не надо.

Готтхильф сплюнул, затёр это место подошвой и полез за сигаретами. Пальцем выбив одну штучку из пачки «Атлантиса», он щёлкнул зажигалкой и сел на скамейку около крыльца. Двоих детей, что жили в усадьбе, Магдалину и Генриха, кто-нибудь из взрослых каждое утро развозил по школам. Обычно это был Тим, но завтра из-за известных обстоятельств, Филипп должен был его заменить. Одиннадцатилетнего племянника нужно было забросить в Сестрорецк, дочку – на Гражданку, откуда она никак не желала переводиться. Жить у бабушки, Ютты Куртовны, Магда тоже не хотела, потому что влюбилась в эту усадьбу с живностью и огородом. Потому и приходилось ей рано вставать, завтракать в пути, а потом готовить уроки в промежутках между чисткой хлева и заготовкой дров для печек и камина.

– Уже хорошо, – заметил Готтхильф. – Значит, повезу только тебя. Мать спит?

Он хотел как можно скорее скопировать схему, но перед этим нужно было вызвать Андрея. История с перепившейся невесткой, хоть и была трагичной, но оказалась как раз кстати. Филипп особенно не удивился – знал, что Танька Слесарева рано или поздно кончит именно этим. Хуже всего будет, если она выживет, но ослепнет окончательно. Тимке тогда вообще не будет жизни – придётся покинуть брата и переехать в Сестрорецк, потому что больную жену он никогда не бросит. Есть и другой вариант – взять Татьяну сюда, в усадьбу, но о таком страшно и подумать…

– Мама Ночку подоила, молоко процедила. Сказала, что пока отдохнёт. Вдруг потом придётся в больницу ехать? Тёте Тане-то всё хуже и хуже…

Ночкой звали их корову – чёрную, с белой звездой во лбу и в белых же чулках. Филипп купил её в совхозе за бесценок, после того, как её первого телёнка, бычка, отправили на мясокомбинат. Там, в загаженном бетонном стойле, корову вообще никак не называли. Когда же Ночка отъелась и похорошела, выяснилось, что она голландской, молочной породы. Об этом начисто позабыли алкаши-скотники, когда назначали Готтхильфу цену. Ладно, что забить корову не успели – теперь хозяйство Готтхильфов прямо-таки купалось в молоке. Филиппу пришлось купить и доильный аппарат, потому что слабые руки Регины не выдерживали такой нагрузки.

– Всё хуже и хуже… – повторил Филипп, глядя на рубиновый кончик своей сигареты. – Магда, ты не боишься сейчас выйти за ворота?

– Конечно, не боюсь, папка. А что? – Голубые глаза дочки казались прозрачными даже при скудном освещении. Она явно заинтересовалась и уселась рядом с Филиппом.

– Я тебе сейчас скажу номер телефона. Ты запомни его наизусть, нигде не записывай. Поняла?

– Естественно, поняла! И что дальше? Позвонить куда-то надо?

– Да, позвони. Я сам никак не могу.

Филипп ещё с минуту колебался, не зная, можно ли доверять дочери такую важную миссию; но другого выхода не было. На углу их улочки помещалась телефонная будка, и Филипп, во избежание неприятностей, решил отправить туда Магду. С ней же он решил выпустить двух овчарок, Андерру и Родрига, чтобы к девчонке никто не привязался. Собаки, впрочем, и так бегали там каждую ночь – стерегли будку от хулиганов. Принятые меры давали плоды – аппарат пока оставался целым, и местные жители были очень довольны.

С членами различных группировок Филипп связывался по рации или радиотелефону, но у простых смертных такой роскоши не водилось. В посёлке вообще со связью была беда, и потому этот автомат охраняли всем миром. Пользовались им и Регина с Магдой, потому что их друзья и знакомые не принадлежали к числу «хозяев жизни». Появление дочери в будке, особенно в свете последних событий, выглядело вполне естественно. Даже если люди Уссера следят за домом, это их не насторожит.

– Позвонишь по этому номеру и дождёшься ответа. Если к телефону подойдёт мужчина с низким голосом, позови Раису Ивановну. Запомни – только Раису Ивановну!

– А кто это такая? – испугалась Магда и отбросила волосы назад. – Я же не знаю! Что я ей скажу?

– Это не имеет значения. Тот человек должен быть в квартире один. Он ответит тебе, что ты ошиблась номером, и положит трубку. Ни с кем говорить не нужно, не волнуйся. Только не перепутай ничего. После того, как он отключится, можешь ещё кому-нибудь позвонить или просто подержать трубку у уха. Насчёт хулиганов не парься – с тобой будут собаки. Их уже всё равно пора выпускать. Всё запомнила?

– Конечно, всё! – Магда даже поперхнулась. – Как интересно? Это пароль, да?