– На электричке, потом – на попутке. Где-нибудь, наверное, и пешком придётся идти. Ничего страшного – мне полезно поразмяться. Андрей говорил, что от станции это не очень далеко. Он там у какого-то священника живёт, насколько я понял.
– Ох, Саня! – только и смог вымолвить Горбовский.
Они свернули на Университетскую набережную, пошли в ногу, передёргивая плечами от холода и сырости. И без того еле горящие фонари совсем сдали. Шелестящая дождём ночь сомкнулась вокруг одиноких прохожих. Проскочивший на Пушкинскую площадь «Москвич» не нарушил этой ватной, густой тишины. Захар всё еще думал, но не нашёл никакого другого выхода.
Он повернулся к Минцу и снова начал рассуждать:
– Во-первых, у Андрея законный отпуск, и мне просто стыдно. Человек одиннадцать месяцев в году ежедневно рискует жизнью, больничных не берёт, если только ранение не тяжёлое, а я не дам ему спокойно догулять оставшуюся неделю! Да ещё жену он потерял, дети сейчас с матерью на даче. Трудно мужику вот так, с мелкотой. Кроме того, мы сорвём его со съёмок, а там тоже своё начальство. Поймут, что он ненадёжный кадр, да и не пригласят в следующий раз. А Андрей без этого не может – я знаю. Он же из-за нас сейчас всю группу подведёт, об этом ты подумал?
– Захар Сысоевич, таким людям, как Андрей, не нужны гарантированные отпуска для закатки овощей. Я просто вообразить себе не могу, чтобы он сейчас поднял скандал! Я расскажу ему про Алима, про всё, что тут случилось. Режиссёры будут его брать. Я гарантирую. На такие трюки не каждый согласится, да и вряд ли кто-то лучше их выполнит. Андрей горит на работе – что на той, что на этой. Для него рисковать – всё равно, что дышать. Такие люди редки, и наше счастье, что мы с ним встретились. Вот увидите, Захар Сысоевич, что я прав.
– Саня, я знаю, что ты у нас философ. – Горбовский поморщился, прикрыл лицо рукой от летевших навстречу капель.
Чёрная Нева бурлила за парапетом, и противоположный берег совсем скрылся в тумане.
– В конце концов, поступай, как хочешь! – подвёл итог майор. – Я тебя отговаривать не стану.
– Меня отговаривать бесполезно, – улыбнулся в темноту Минц, уже размышляя о том, как одеться в дорогу и что взять с собой.
Местонахождение Андрея Озирского было для него не так ясно, как пришлось изобразить перед Захаром. Но Саша вполне оправданно надеялся на то, что язык доведёт не только до Киева. Да и во время вынужденного безделья в электричке можно будет напрячь память, извлечь оттуда дополнительные детали, которые могут пригодиться для поиска.
– Упрямый ты, Санька, как осёл! – Захар, тем менее, улыбался. – Смотри, такси… Остановим?
– Наверное, – пожал плечами Минц. – Я бы дошёл, но вам далековато будет. Если попадётся шляповоз, нам повезёт, Захар Сысоевич.
Он поднял руку, и машина затормозила. Тощий, чахоточного вида шофёр в дешёвой кожаной куртке, хоть и сквозь зубы, но согласился ехать на Морскую набережную. По пути закинули на 16-ую линию и самого Минца, который только тут понял, что устал.
Когда Саша открыл дверь и вошёл в прихожую, он заметил пробивающиеся из комнаты Льва Бернардовича полоски света. Вся остальная квартира, по-прежнему сырая и стылая, была погружена в темноту. Стараясь не шуметь и не привлекать внимание старика, Минц нашарил в стенном шкафу «плечики» и стал развешивать на них свой мокрый макинтош – скорее потому, что так положено, а не в надежде быстро его высушить. В ботинки набралась вода, носки вымокли, и Саша снял их вместе с обувью. Потом он сунул ноги в восхитительно сухие домашние туфли и блаженно улыбнулся.
Для сна оставалось мало времени, а ведь нужно было ещё собрать рюкзак, а после объясниться с отцом. Нежданная командировка пришлась как раз субботу, когда они собирались поехать в Токсово. К сожалению, под старость Лев Бернардович стал ещё более впечатлительным, чем был раньше, и потому рассказывать ему о происшедшем сегодня Саша не хотел.
– Алик, сыночка, ты пришёл? – раздался голос из-за двери.
– Да, пап, явился! Ты всё не спишь?
Старик открыл дверь и вышел в коридор – с седой гривой, такими же пышными усами, в простёганном синем халате. Он стоял в луче тусклого света – в комнате горел только торшер. В руках Лев Бернардович держал какую-то книгу.
– Промок? – заботливо спросил он немного погодя.
ebooksa