Джокер старого сыскаря

22
18
20
22
24
26
28
30

– Язык музыки, ты хочешь сказать?

– Именно! Хотя и всем понятным языком можно по-разному говорить об одних и тех же вещах. Глеб здесь совершенно прав. Рок – он заставляет думать, почему ты именно в этой тусовке, с этими людьми, а не с какими-то другими. Не помню, где Юра Шевчук сказал, что попсу волнует проблема «спать или не спать», а рокеров «быть или не быть». Вот, Серж, и выбирай, по чьему совету искать свою Истину, по какой дороге двигаться к ней.

– Но мы-то с тобой эту дорогу давно выбрали и, кажется, не ошиблись. И дети наши на попсульку не западают. Только до Истины нам ещё ой-ёй-ёй как далеко! Между прочим, Татьяна, наверное, быстрее всех нас дойдёт до своей Истины. Она у меня старается не пропускать даже воскресные службы в церкви, не говоря уж о праздниках. Нам с Лорой перед ней стыдно порой становится. Да у неё ведь и специализация в университете богословская.

– Нет, Глеб пока не такой.

– Ничего, Танюшка его выправит. – Сергей Михайлович рассмеялся. – А вот нам бы с Костей Громом встретиться. Вспомнили отца Божидара, и у меня руки зачесались взять интервьюшку у нашего батюшки-хиппи-рокера. Глядя на тебя, Паша, я давно сделал вывод, что бывших ни хиппарей, ни рокеров не бывает. Интересно, как Костя шёл к своей Истине? Раззадорил ты меня сегодня своей подшивкой. А вообще-то, спасибо тебе, старик. Уважил…

– Мне с Костей тоже увидеться хочется. Давай, Серж, махнём к нему на Рождество! Заберём Лору, Веру – и в Сосновку. Здесь же рядом. Ты как?

– Что за вопрос? Только его предупредить, наверное, надо?

– Зачем? Заявимся в качестве рождественского подарка. Он только рад будет, это я тебе точно говорю.

…Недолог зимний день. За окном уже стало смеркаться, когда в комнате снова появился Глеб. Он был одет в тёплую куртку, собирался уходить. В руках держал футляр с отцовской гитарой: она у них до сих пор была одна на двоих.

– Честь имею, господа! – Глеб театрально поднял руку в знак прощания.

– Ну и куда ты на ночь глядя? – прервав разговор с другом, Кузнецов выдавил из себя всю строгость, на какую был способен по отношению к сыну.

– Пап, ты же знаешь – в Запрудовку, на репетицию. Зачем лишние вопросы? Маме я позвонил. Не волнуйтесь. Сергей Михайлович, Танюхе привет!

– Спасибо, обязательно передам. Ты Глеб, действительно, осторожнее по ночам-то. Теперь какой только урлы[44] нет на улице.

– Да я же не один. Сейчас зайду за нашими. Вызовем такси – и вся недолга. – Приятная белозубая улыбка Глеба действовала всегда обезоруживающе. И всегда безотказно. Особенно при общении с родителями. – Обратно тем же макаром. Так что всё будет о’кей…

– Чтобы каждый час отзванивался! Слышишь?

– Слышу, папочка, слы-ы-ышу…

Щёлкнул дверной замок, и на какое-то время в квартире Кузнецовых наступила тишина. Друзья смотрели друг на друга и молчали. Вдруг на их лицах снова начали непроизвольно расползаться улыбки, вызванные воспоминаниями о хиппово-рокерской молодости.

Шведов встал и тоже стал прощаться.

– И мне пора скипать[45], пипл, время уже позднее.

Павел Николаевич не удерживал, зная, что напрасно. Понимающе улыбнувшись, он крепко обнял друга и долго ещё стоял у открытой двери, пока каблуки Шведова стучали по лестничному маршу.