С этой болью невозможно было смириться. Потом ее поздравлял только отец, и в такие минуты они особенно остро ощущали свое сиротство. Дайнека не любила свои дни рождения.
Дочитав открытку, она позвонила отцу.
Вячеслав Алексеевич приехал немедленно. Не сразу поверив, что мама действительно дала о себе знать, долго перечитывал слова на открытке, потом быстро спросил:
– Есть закурить? – и при этом он рассеянно похлопал себя по карману.
Дайнеке стало не по себе, она знала, что отец не курит, и все же принесла ему сигарету и зажигалку. Отчаянно затянувшись, он выдохнул вместе с дымом:
– Кто-то должен ехать. Лучше, если ты.
Дайнека молча кивнула. Он тут же засомневался:
– Хотя как же твоя практика…
– Разберусь.
Возможность увидеть маму была важнее всего.
– Значит, едешь?
– Папа… – укоризненно прошептала Дайнека.
– Прости. Собирайся, а я – за билетом.
Дверь захлопнулась, и Дайнека осталась одна. Бесцельно прошлась по комнатам. На кухне увидела Тишотку, смирно сидящего возле своей миски.
– О тебе-то я и забыла…
Дайнека отрезала кусок колбасы. Схватив угощенье, Тишотка выбежал в прихожую и расположился на коврике. Он понял: сегодня можно делать все, что захочешь, и не услышать ни слова упрека. Такая жизнь ему была определенно по вкусу.
Вернувшись в гостиную, Дайнека посмотрела в окно: небо затянули свинцово-черные тучи. Крупные тяжелые капли ударили по карнизу. Удары становились все чаще, спустя мгновение это был уже ливень.
Девушка отыскала спортивную сумку. Собрала вещи, поставила сумку у двери, потом легла в кровать и закуталась в одеяло.
Под шум дождя она постепенно успокоилась и не заметила, как уснула.
– Что, действительно уезжаешь? Но ты же мне не заплатила! Посмотри, как изуродована моя машина! – мужчина был в ярости.