Штурмовая группа. Взять Берлин!

22
18
20
22
24
26
28
30

— Женились, крестились, пока твои сверстники воевали и за родину гибли, — подал голос ординарец Антюфеев.

— Жизнь не остановишь, — рассудительно заметил старший. — Ведь не от немца, а от своего родила.

— Одежку где раздобыли? — спросил Ольхов.

— Хозяин выдал, когда уходили. Боятся они нас, вот и стараются задобрить.

— А в чемоданах что?

— По мелочи набрали в разбитых магазинах, — ответил старший. — Кое-что из одежки, обувь, харчей немного.

— Детские вещички, нитки, иголки, — растерянно улыбалась женщина с ребенком.

По сути, она была почти девочка, лет девятнадцать, не больше. Значит, в Германию ее угнали лет в шестнадцать.

— Никто по дороге не обижает? — всматриваясь в радостные, однако напряженные лица, спросил Ольхов.

— Нет… нет. Кто же нас обидит? Красная Армия идет. Самая сильная в мире, — поспешно проговорил старший.

Это было не совсем так. Вчера вечером мимо них проходили десятка два немецких солдат. Видимо, только что из боя. В потрепанных мундирах, с закопченными лицами, некоторые были ранены. Мрачно оглядели беженцев.

— Русские… они выживут, — сказал один из солдат. — А у нас целая рота погибла. Мы умрем, а они дальше плодиться будут.

Он вскинул автомат, но его удержал за руку унтер-офицер.

— Не надо. Пусть шагают в свою Россию. Там, кроме развалин, ничего не осталось.

— Может, развлечемся с их женщинами?

— Времени нет. Да они худые, словно селедки. Какое удовольствие?

Беженцы за годы неволи научились понимать немецкий язык. Напряженно со страхом ждали, что будет дальше. Молодой немчонок порылся в их вещах, забрал консервы и пнул одного из мужчин.

— Убирайтесь, пока не передумали.

Об этом случае старший из беженцев предпочел умолчать. Даже свои смотрят с недоверием. Кому жаловаться?

Когда колонна тронулась, Петр Шевченко помахал им рукой: