Операция «Моджахед»

22
18
20
22
24
26
28
30

Зелимхана нашли на второй точке. Как ни прятались, нас он заметил издалека, когда подошли метров на сто, громко окликнул по-чеченски:

— Кого ведёшь, Рашид?

Мы вздрогнули и припали на колено — вопрошающего видно не было.

— Это свои, — ответил Рашид и пожал плечами. — Что за день сегодня? Никто не здоровается, сразу вопросы задают. Испортились люди...

Убежище было оборудовано в седловине, практически на самом верху каменистого склона, поросшего чахлым кустарником. Первое, кстати, было точно таким же, видимо, у Рашида на этот счёт имелись определённые соображения. Небольшая нора в кустах, в двух шагах пройдёшь — не заметишь. Пробираешься на карачках пару метров по узкому лазу, попадаешь в просторную пещеру. Заметно, что тут поработали руками, расширяя объём.

Пещера была сухой, вполне уютной и имела запасной выход на другую сторону, в точно такую же седловину, тянущуюся параллельно первой. Но в отличие от первой эта седловина была непроходной, сплошь заросла густым кустарником. Впрочем, с другой стороны вместо лаза был достаточно широкий проход, который выходил в некое подобие небольшого дворика, укрытого со всех сторон низкими деревьями. Хотя они и плотно росли, при желании можно было протиснуться между стволами и спуститься на дно седловины. Во дворике, под низким навесом, стоял топчан, две ёмкости из нержавейки для хранения воды и был оборудован вполне нормальный очаг — тоже под навесом, обитом жестью. Навес был донельзя закопчён. Неплохо придумано, дым рассеивается, стелется по кустам — незаметно со стороны. В общем, всё вполне сносно устроено, можно жить и бороться.

Мне и раньше доводилось видеть подобные убежища, оборудованные затейливыми нохчами в горах. Все они устроены по-разному, но все их объединяет одна деталь: обязательное наличие запасного выхода, как правило, в соседнюю седловину, ложбину, котловину и так далее. Прямо как у лис, самых хитрых представителей животного мира Земли...

Зелимхан оказался вполне симпатичным малым — коренастый, невысокий, с открытым умным лицом... Был он вооружён карабином, точно таким же, как у Рашида, на поясе висела открытая кобура с пистолетом. Оружия из рук он не выпускал, смотрел настороженно — в глазах светились огоньки тревоги и недоверия...

Это тоже абрек. У нас, кстати, многие превратно трактуют это понятие. Зачастую можно из уст обывателя услышать по отношению к любому горцу — абрек, мол... Абрек, в первоначальном смысле (от осетинского «абыраег»), — это изгнанник из рода. Человек, который по каким-то причинам вынужден покинуть своё племя и жить отшельником. Представляете, что это такое было лет триста назад для горца? Впрочем, это и сейчас не самый лучший вид досуга. Род — это единственный ареал, жизненная сфера, в которой горец может существовать. Так у них устроено до сих пор, я же говорю, они живут по своему средневековому укладу. Есть абрек Рашид, который убежал от своего народа и прячется с семьёй в степи. Есть абрек Зелимхан, тоже удравший по каким-то причинам, но не в степь, а более цивилизованно — в Баку. И таких абреков, которые ввиду каких-то обстоятельств не могут жить со своим родом, у них сейчас немерено. Люди они не шибко образованные, ковыряться в хитросплетениях причинно-следственных связей им не по уму, и потому все они безоговорочно принимают за основу одно простое обстоятельство, которое и устроило им такую развесёлую жизнь. Угадайте с трёх раз, какое? Правильно, возьмите в блиндаже банку сгуща. Это мы, русские оккупанты. Не будь нас, не было бы войны, трагического разделения нации на противоборствующие стороны, не надо было бы Рашиду убегать в степь, а Зелимхану в Азербайджан. Поэтому они к нам так и относятся, и ожидать лучшего в ближайшие двести лет нет смысла...

Вот и мы, оккупанты, которых зачем-то привёл Рашид... Помните, как нас в первый раз принял Рашид? Вот-вот. Поэтому сейчас объяснять ничего не буду — отношение Зелимхана к нам абсолютно такое же. Не будь Рашида, Зелимхан с удовольствием разрядил бы в нас свой карабин, ещё когда только мы подходили к этому схрону.

Ну и что, будем теперь доверительно общаться и с разбега соглашаться на сотрудничество?

— Не знаю я никакого Абу, — с ходу упёрся Зелимхан. — Какой Аргун, вы что?! Сроду меня там не было...

Переговоры с самого начала зашли в тупик. Зелимхан отпирался, Рашид сверкал очами и пытался воздействовать на боевого брата. Костя, как обычно работал буфером, а Петрушин откровенно поглаживал рукоять своего боевого ножа. Во взгляде мастера ратного дела легко читалось самое простое желание: прекращайте болтать и отдайте его мне на десять минут...

— Нам надо поговорить на своём языке, — не выдержал, наконец, Рашид. — Не возражаете?

— Валяйте, — кивнул Костя. — Мы не гордые, потерпим.

— Ты чего тут комедию ломаешь? — Рашид сразу перешёл на чеченский. — Ты с кем говоришь? Ну посмотри на меня, посмотри — это же я! Может быть, ты забыл, кто я такой?

Рашид за нас, он не сказал Зелимхану, что я знаю чеченский. Спасибо. А Зелимхан, естественно, и в голове не держит, что кто-то из федералов может знать его родной язык. И правильно, в общем-то, делает — таких федералов у нас единицы, по пальцам можно пересчитать...

— Я вижу, что это ты, — в голосе Зелимхана угадывались плохо сдерживаемое негодование и непонимание происходящего. — Только я не понял... Это точно ты?

— Это ты о чём?

— Где мой командир, который научил меня всему? Куда он делся?