Помимо всего прочего, «барометр» Вася у нас народный поэт. Какой-то придурок сказал ему, что талант дремлет в каждом, просто надо его без устали развивать и тогда, мол, всё будет тип-топ. Вот он и развивает. Без устали. Каждый день сочиняет всякую дрянь.
За год наловчился — с ходу может состряпать стишок про любое явление окружающего мира. Творчество это, правда, несколько скособочено в силу особенностей развития народного поэта. То есть все стишки именно вот такие — процитированный выше ещё далеко не самый вульгарный образчик. Дело в том, что Вася по интеллектуальному развитию прочно застрял в своём охотничье-звероловном отрочестве и непроходимо дремуч, как сибирская тайга. И ведёт себя зачастую как непосредственное дитя.
Вот штришок к портрету. Правозащитникам и благородным дамам — не читать!
Как-то наш уникум во время операции зарезал девушку с пояском (она лишь самую малость не подорвала три десятка человек — молниеносная реакция и хладнокровие Васи в буквальном смысле спасли многих людей от гибели). А шахидка оказалась совсем юной. По сути, девчонка ещё, но… уже беременна. Когда Глебыч пояс снял, видно стало, что тяжёлая.
Вася расчувствовался, слезу пустил. Типа, убил ещё не родившегося ребёнка, не дал новой жизни прийти в этот гнусный мир… Всхлипнул пару раз, смахнул слезинку, потом воровато оглянулся по сторонам (всех лишних уже эвакуировали — Глебыч работал, заряд неслабый: полтора кило пластита с болтами) и говорит:
— Давай оттарабаним её, пока тёплая. Чего добру пропадать…
Костя говорит, что это деформация детской психики. Потому что Вася — дитя войны. Сразу после училища, со своим неоформленным подростковым мировосприятием он угодил на передовую и восемь лет растёт и развивается в режиме «война». А до того вся его детская жизнь прошла в режиме «охота», составляющими которой были оружие, запах пороха, засады-скрадки и звериная кровь. То есть о наличии в мире красивых игрушек, велосипедов, песочниц и детских садов он даже в принципе не подозревает…
Публика в команде продвинутая, парень наш быстренько нахватался всяких словес, но пользы от этого немного, а порой получается даже и во вред. Про «моветон», например, Вася долго думал, что это новая марка ПТУРС (по кривой аналогии с «Метисом» и «Фаготом»), и из-за этого разругался вдрызг с начальником артиллерии, полагая, что тот, скотина этакая, утаивает от него свежую информацию. Я как-то упомянул всуе Тиля Уленшпигеля, так маленький разведчик сразу заинтересовался, из какого он тейпа. А когда выяснилось, кто это такой, Вася долго косился на меня с подозрением: прикалываюсь или как? Короче, местами весело, местами грустно…
— А про геноцид — как?
— Да, это вообще — от винта.
— Ну, то есть — могу, да? Когда захочу, типа. Как я ввернул, а? «Вашей жопе — геноцид»!
— Да без вопросов!
— Ну вот, видишь. А ты говоришь — университет…
Про геноцид Вася узнал этим летом. Сидим у себя в палатке-столовой, братья Подгузные должны минут через пятнадцать обед подать… вдруг выходит по рации Иванов: всё бросайте, пулей — в Гудермес. Бегом, бегом, каждая минута дорога!
— Да что ж это за!.. — возмутился расположившийся у окна Петрушин. — Это что же такое творится?!
— Это просто геноцид, — поддержал Костя. — Чёрт-те что…
— Щас я этому Гене… — буркнул Вася и вышел из палатки.
Петрушин с Костей возмутились по поводу неплановой необходимости мчаться сломя голову к чёрту на кулички и вынужденного отказа от приёма пищи. Вася, пока мы ждали обеда, успел разогнаться буханкой хлеба с банкой тушёнки, высосал дежурный сгущ, в принципе был уже отчасти сыт и потому этак вот остро распоряжение не принял. А взор Петрушина, направленный в окно, истолковал по своему.
— Никто там не ссыт, — буркнул Вася, возвратившись в палатку. — И потом, откуда у нас тут Гена? Это че, прикол такой?..
…В салоне «Нивы» тепло и уютно. За окнами контраст: серо и слякотно. Поздняя осень на Кавказе дюже как нехороша для праздного времяпрепровождения. Когда ты занят напряжённой работой (при которой тебе не надо ползать по грязи…), погода и другие неприятные особенности здешнего демисезонья особого значения не имеют. Просто некогда на них отвлекаться. А если привыкший к активному труду товарищ мается дурью и у него полно свободного времени, организм его поневоле начинает реагировать на окружающую промозглую слякоть и неизбежно проникается сопутствующей меланхолией.
ebooksa