Пасынки Джихада

В общем, поднялась обычная суматоха, которая всегда сопровождает необычные происшествия такого характера. Караул, усиление, огневые точки на крыши, прочёсывание местности по внешней территории периметра. Даже служебные собаки у них там были, причём в массовом порядке. Видимо, весь дивизионный питомник «в ружьё» подняли. Диверсанты — идиоты, наваляли трупов и через забор улезли обратно. Теперь возьмём их по свежим следам. Ну-ну…

Смотрел я на всю эту суматоху, усмехался про себя и размышлял о превратностях Судьбы.

Доводилось мне бывать в такой ситуации, только с другой стороны. Как сейчас помню: лежу я на водокачке, всматриваюсь до рези в глазах в густеющие сумерки — не шевельнётся ли какой бугорок, не окажется ли «духом»…

Легко работать против Системы, частичкой которой ты в своё время являлся. Ты знаешь, как она будет реагировать на то или иное действие, можешь просчитать каждый последующий шаг своих противников. Система громоздка и неповоротлива, она не может гибко реагировать на таких, как ты. Потому что она привыкла бороться с явным врагом, а таких, как ты (по сути — ренегатов), очень и очень немного. Проще говоря, Система, как тот несчастный Гай Юлий, не готова к предательству.

Поэтому такие типы, как я, всегда будут в цене. Один такой мерзавец может принести вреда больше, чем целый отряд отборных бойцов самого Шамиля. Поэтому и платят нам по особому тарифу…

Чуть позже нам показали занимательную мизансцену. Ничего особенного по военному времени: обстрел автомобильной колонны, принудительная остановка транспорта и задержание тех, кто в нём находился.

Занимательно это было тем, что происходило в мирном городе. Своей выходкой мы до того переполошили вояк, что они в буквальном смысле остервенели: готовы палить во всё, что движется, и хватать первого встречного. А машины, что были в колонне, показались мне знакомыми. Те товарищи, что вязали Руденко с дагами на базаре неподалёку от выезда из города, были на «таблетке» и «Ниве». А здесь тоже были «таблетка», «Нива» плюс «УАЗ». Жаль, бинокля не было, не удалось рассмотреть, кого там вояки в грязи валяли. Вот будет смеху, если это те самые «контрики», что арестовали нашу «связь»…

Когда сумерки загустели настолько, что в ста метрах уже ничего нельзя было рассмотреть, мы немного переехали. Убрались из переулка, выключили двигатель и руками утолкали машину между палисадником одной из крайних усадеб выходящим на пустырь, и штабелем шпал. Я это местечко ещё засветло присмотрел. От палисадника до задней стены усадьбы метров двадцать, там небольшой такой огород, а штабель надёжно прикрывает нас со стороны периметра дивизии. Нельзя исключать такой вариант, что у них в этом секторе сидит пара наблюдателей с ночной оптикой. Как только окончательно стемнеет, включат свои приборы — и привет всей конспирации. А в сумерках можно в полный рост гулять. Сумерки — время призраков. Вокруг серые тени, силуэты расплываются, всё кажется эфемерным и нереальным. Приборами ещё пользоваться нельзя, а в бинокль уже практически ничего не видно. Особи моего профиля очень уважают сумерки и, если нужно делать что-то особенно трудоёмкое в плане маскировки и незаметного перемещения, стараются всегда выбирать именно это время суток.

Ночевать я решил здесь. Двигатель для обогрева включать нельзя, но это ничего. Сейчас не шибко холодно, одеты мы тепло, сверху не капает — для диверсанта это просто что-то типа пятизвёздочного отеля. Замёрзнешь — делай специальную «сидячую» гимнастику по системе йогов, грейся. Это тебе не в снегу лежать безвылазно по двенадцать часов подряд, выжидая «караван». Доводилось мне и такое испытывать, это просто издержки специализации…

В общем, устроились. Я дал команду говорить шёпотом и предупредил, что, если кто-то хлопнет дверью, будет немедленно зарезан на месте. Касалось это в основном Руденко, бойцов моих предупреждать не надо. Я намеренно демонстрировал полковнику его полную «свободу», чтобы он раньше времени не всполошился. О том, что он попытается удрать, я не волновался — товарищ теперь привязан ко мне незримыми узами, которые прочнее любых стальных тросов. Хорошо, что полковник зажиточный да семейный. Например, на такого, как я — круглого сироту и совершенно одинокого по жизни, в такой ситуации влиять невозможно. Такого надо сразу валить.

Да, зачем нам нужен полковник? Как заложник он не котируется, потому что уже наверняка в розыске. По той же причине его нельзя использовать как парадную вывеску… А, ладно, об этом чуть позже. Давайте быстренько разберёмся по ночёвке и пошлёпаем дальше, у нас ещё дел невпроворот.

Единственное, что меня беспокоило — это даги в багажнике. Ведут они себя на удивление послушно для кавказских мужчин, потому что до сих пор находятся под впечатлением от произошедшего на их глазах убийства. Не сомневаются, что при случае мы с лёгкостью поступим с ними точно так же. Но они ребята не мелкие, а в багажнике очень тесно и неудобно. Руки у них скованы за спиной, если до утра не вытаскивать — непременно околеют. Надо доставать каждые два часа, заставлять разминаться, кровь разгонять. Ребята наверняка за это время очухаются, придут в себя. Может шум получиться: или возмущаться будут, бунтовать, или вообще могут напасть, если уж совсем припечёт. Не пробовали лежать вдвоём с кем-нибудь в багажнике? При нулевой температуре, в скрюченном положении, когда даже ногой пошевелить нельзя? Вроде бы чего такого, да? А у меня был случай, примерно при аналогичных обстоятельствах (только чуть теплее было, градусов на двадцать). Товарища держал в багажнике, часа полтора. Так ему не в пример комфортнее было: багажник «Волги», он там один лежал. То ли я располагал не всеми данными и у него на самом деле была клаустрофобия, то ли не учёл чего… Короче, у него за полтора часа до того фаза съехала, что он начал грызть зубами железо и бросился на меня с напарником, едва мы открыли багажник. Дрался, как смертельно раненный зверь, пришлось валить, хотя товарищ был очень нужный. Что поделать: человек, доведённый до крайней степени отчаяния, становится неуправляемым, подчинить его в этой ситуации можно только смертью.

Я не стал дожидаться непредсказуемого поведения со стороны наших пленных: мы с Ильясом достали их, дали подвигаться. Пока они разминались, я провёл с ними краткий инструктаж. Убивать мы вас не собираемся: если бы хотели, сделали бы это ещё в дивизии. Думаете, большое удовольствие с вами возиться, таскать за собой? Просто не хочется брать грех на душу, убивать братьев по вере, которые ни в чём не виноваты. Отпустить сразу, прямо сейчас, не можем. Не маленькие, не надо объяснять, что такое случайные свидетели. Завтра, как рассветёт, мы выберемся из города, высадим вас на трассе и уедем. Тогда вы для нас уже будете не опасны. Это понятно?

Они в ответ согласно замычали.

Очень хорошо. Тогда нужно потерпеть. До рассвета придётся мучиться в багажнике. Будем выпускать каждые два часа, «на прогулку». Вести себя надо тихо, шуметь нельзя. Если они дают слово мужчин, что разговаривать будут только шёпотом, мы избавим их от кляпов.

Они опять согласно промычали. Ильяс вытащил тряпки, которыми заткнул им рты, они немного отдышались, потом один спросил: а кто мы по нации?

Это правильный вопрос. Я дважды говорил, что мы с ними братья по вере, а мы того… ну, в общем, больно уж на русских похожи!

— Мы башкиры, — сказал я.

— Понятно, — тот, кто спрашивал, судя по всему, был удовлетворён таким ответом. Естественно! Я бы посмеялся, если бы кто-нибудь из них знал башкирский.

— Мы моджахеды, — завершил я свой короткий спич. — Мирное население не трогаем, чисто военная акция. Просто вы случайно попали. Немного потерпите, я знаю, горские мужчины очень выносливые и мужественные, ночь в багажнике для них — не проблема.