— Нет, мам, не всегда. Просто, понимаешь, так получилось…
— Да… Вот это ты нашёл себе работёнку…
Собрал всё мужество в кулак, выбежал. Смотрю, прямо посреди двора, рядом с песочницей, — гараж. Новенький, стальной, крашенный в цинк. Над воротами мощный фонарь висит. На воротах — цветным мелком, откровение: «Люська — сука!!!» и двенадцать вариантов известного национального вульгаризма из трёх букв.
Ну вот: уже обновили и признали в качестве неотъемлемой детали дворового инвентаря…
Весь день никуда не ездили. До обеда сидел в «службе», таращился в телевизор и боролся с тошнотой. Дважды пил аспирин. Я же спортсмен, из меня выпивоха ещё тот…
Потом пришёл Вольдемар и объявил:
— Можешь ехать домой. Сегодня визитов не будет. Завтра и послезавтра — выходной. Отдыхай, набирайся сил…
Ага… Значит, терзается. И никакая она не сумасшедшая, всё прекрасно понимает: неудобно ей смотреть в мои невинные глазоньки после дикого родео в сорочке и чулках! Просто бабонька совсем без тормозов — малость ошизела от вседозволенности и безнаказанности…
В субботу дрых до обеда. Нет, в шесть часов подскочил, как положено, но тут же и упал. Свобода! Да здравствуют выходные. Не появился на трассе, значит, нечего докладывать, всё по-старому — так мы договаривались.
Весь день валялся, смотрел телевизор, отдыхал душой — как будто вернулся из бурного моря в тихую гавань. Немного штормило после всего пережитого. Вечерком созвонился с приятелями, пошёл в боулинг. Лёгкое светлое пиво, шары до пота, азартные вопли, потом банька — прочь токсины суровой пятницы и гнетущая аура четверга. Лепота! Чтоб мне всегда так жить…
В воскресенье в полдень позвонила секретарша Валя и попросила поработать сверхурочно. Надо подъехать часам к пяти, чтобы ориентировочно в семь вечера свозить хозяйку на какой-то банкет и потом доставить обратно. Оплата, естественно, по двойной ставке.
Ладно, сделаем… Однако это уже интересно. На «суточном» не могла прокатиться? Чует сердце — неспроста всё это!
Приехал, немного посидел в «службе», когда дали команду — машину подогнал к крыльцу. Наталья села, смущённо поздоровалась, глядя в сторону. Пока в салоне свет горел, разглядел: на ней было вечернее платье — уже другое, вроде бы зеленоватого такого оттенка, поверх — накидка из пумы (а «на работу» она всегда ездит в нормальной замшевой куртке), и гарнитур попроще, судя по серьгам, сплошь изумрудный. Я только сейчас догадался: накидка, чтобы платье не помять. Если шубу надеть, даже самую лёгкую, всё равно можно помять, а с накидкой — другое дело. Век живи, век учись. Впрочем, чего тут учиться: всё равно все мои последующие женщины — жёны, подруги и так далее — никогда в таком ходить не будут…
Только выехали за ворота, хозяйка скомандовала:
— Останови…
Встал. Включил свет в салоне, сказала — выключи, смотреть не на что, мол… Сочувствую хлопцам из сопровождения: наверное, глядят в щёлочку и переживают — чего там у них? И не выехать ведь, близко встали!
Наталья, отвернувшись к окну и теребя пальцами резинку уплотнителя, стала сбивчиво и невнятно извиняться за четверг. Очень искренне и униженно, с заметно проступающими в голосе слезливыми нотками:
— Прости… Я не хотела… Мне так стыдно… Понимаешь… Так стыдно… Я так виновата перед тобой…
Ну что ж, у меня сердце не камень. И переход на «ты» в данном случае вполне оправдан: скачки в одной сорочке и чулках на мужчине — достаточный повод для этого. Но она начальник, а я подчинённый, так что торопиться пока не буду. Мало ли какие у неё там будут перепады настроения?
— Всё в порядке, забудьте об этом. Что ж я, не понимаю, что ли? Со всяким бывает…