Я Пилигрим

22
18
20
22
24
26
28
30

Самолет компании «Американ эйрлайнс» прибыл в Нью-Йорк рано утром. Темные облака закрывали город, лил дождь, порывами дул неистовый ветер.

Через два часа после вылета из Парижа на табло появилась надпись: «Пристегните ремни». Метеорологические условия быстро ухудшались, на борту самолета прекратилось всякое обслуживание: ни еды, ни выпивки. Заснуть тоже было невозможно. Оставалось только надеяться, что скоро все изменится к лучшему.

Я путешествовал, имея при себе превосходно изготовленный канадский дипломатический паспорт, что не только объясняло мое место в первом классе, но и позволяло избежать многих вопросов американских иммиграционных властей. Я быстро миновал контроль, получил свой багаж и вышел под проливной дождь. Я вернулся домой, но не испытывал от этого ощущения комфорта, на которое рассчитывал. Так долго отсутствовал, что теперь едва узнавал свою страну.

Восемнадцать часов прошло с тех пор, как я покинул чету Брэдли в «Плаза Атени». Поняв, что мое убежище раскрыто, я уже знал, что должен делать дальше. В курсе подготовки спецагентов недвусмысленно говорилось об этом: бежать, укрыться, где сможешь, а если не удастся, что ж, тогда остается только писать завещание. Может быть, еще неокончательное, но именно в таком тоне инструктировали агентов, проваливших явку.

Я думал, что США – самый лучший выбор: врагу будет труднее найти меня среди миллионов соотечественников. Чтобы обеспечить собственную безопасность, мне необходимо первым делом уничтожить всякие следы своей прежней жизни, иначе могут найтись желающие пойти путем, проложенным Беном и Марси.

Расстояние между «Плаза Атени» и своей квартирой я преодолел за шесть минут и, едва войдя, тут же принялся обзванивать авиакомпании. По счастливой случайности остался один билет первого класса на ближайший нужный мне рейс.

До чего же странно работает наше подсознание. В суматохе поспешных сборов и оплаты счетов я вдруг вспомнил о двух письмах, присланных адвокатом Билла и Грейс. Я обнаружил их в папке со старой корреспонденцией, сунул в ручную кладь и занялся содержимым сейфа.

В моем зарегистрированном багаже невозможно было разместить три пистолета, сто тысяч долларов в самой различной валюте и восемь паспортов. Если металлоискатели или рентгеновские лучи их обнаружат, то не поможет даже дипломатическая неприкосновенность: я непременно буду подвергнут тщательному досмотру. Если же выяснится, что у меня фальшивый паспорт, а это при серьезной проверке выплывет наверняка, придется многие недели объясняться: сперва относительно своей подлинной личности, а затем и по поводу всего прочего. Пистолеты, паспорта на чужое имя и прочее мне полагалось сдать, когда я увольнялся из «Дивизии».

Я разрезал матрас по шву, удалил из него часть набивки, связал бечевкой свои орудия труда и засунул их внутрь. Когда я окажусь в Америке, попрошу Франсуа, вечно шмыгающего носом консьержа, обратиться в транспортную компанию, чтобы они доставили мою мебель домой. Теперь все было надежно спрятано, я заклеил шов, починил обшивку матраса и вызвал таксиста, велев ему ехать в аэропорт Шарля де Голля.

Через десять часов я уже прибыл в аэропорт Кеннеди и стоял под дождем, ожидая такси, чтобы ехать в центр города. По дороге туда я заскочил в «Четыре сезона», один из отелей, в которых уже сам их размер гарантирует анонимность, и забронировал себе номер.

После трех дней хождения по риелторским агентствам я снял небольшую мансарду. Утром отыскал письма адвоката, позвонил ему и назначил встречу.

На закате того же дня мы сидели в просторном офисе, выходящем на Центральный парк. То, что я узнал от юриста про имущество Билла, навсегда изменило мою жизнь.

На протяжении нескольких следующих дней я допоздна бродил по городу, прокручивая в голове полученную от адвоката информацию, пытаясь, как выразился бы психолог, усвоить ее. Я шел, куда несли меня ноги, минуя переполненные бары и рестораны, обходя стороной модные клубы и кинотеатры, где демонстрировались новейшие фильмы. В конце концов, смертельно устав, я понял, как мало приспособлен к так называемой нормальной жизни, и начал осознавать сказанное юристом. И только теперь подумал о том, как мне уничтожить следы своего прошлого.

Первый звонок я сделал инспектору ФБР, женщине, которой передал европейские файлы «Дивизии» после того, как наше управление было расформировано. Она позвонила одному из заместителей директора, потихоньку сообщила ему, что некогда я был Синим Всадником, и уже на следующий день мы вместе сидели в обшарпанном конференц-зале безликого небоскреба в деловой части города.

Вняв просьбе оставить меня наедине с их боссом, два его помощника вышли. Я сообщил, что номер социального обеспечения Скотта Мердока уничтожен, и объяснил, какую опасность это представляет для меня. Заместитель директора не сразу мне поверил, после чего долго ругал нерадивого исполнителя и распорядился, чтобы номер восстановили.

– Я лично возьму это на контроль, – сказал босс. – Обещаю: если кто-то будет интересоваться этим вопросом, мы предупредим вас. Что-нибудь еще?

– Нужно изменить базы данных в компьютерах. Там полно информации обо мне, есть вымышленные имена, которыми я пользовался, – все это необходимо стереть.

– Вы имеете в виду государственные или частные компьютеры?

– И те и другие. Все сведения, начиная от документов ассоциации выпускников школы под названием Колфилдская академия до множества сообщений в Федеральном реестре.

– На это нет никакой надежды, – объявил заместитель директора. – К базам данных применимы законы стриптиза: Верховный суд говорит, что их можно смотреть, но нельзя трогать. Я неправомочен даже назвать человека, который мог бы вам помочь.