– У меня же в сумке таблетки от головы. Я забыла. Я сейчас!
Приняв таблетки, Хабаров почувствовал, что боль притупилась, стало полегче дышать. Он подбросил в костер хворост и стал сосредоточенно наблюдать, как огонь тонкими желтыми язычками лижет дерево, как искры метеорами тонут в черном осеннем небе.
– Боже мой… Боже мой… Какая же я дура! Черт меня дернул влезть в этот подпольный икорный бизнес! Надо было сразу им пленку отдать.
Они сидели у костра, на сбитом ветром кедровом лапнике, привалившись к толстому, в два обхвата, стволу кедра.
Алина всхлипнула. Хабаров хотел обнять ее, но сдержался.
– Тебе поспать надо.
– Прости меня, Сашенька!
– Не извиняйся. Ты – лучшее, что случилось со мною за последнее время.
– Не утешай. Не так ты представлял свое будущее.
– Будущее… – эхом повторил он. – На настоящее нам плевать. О будущем мы думаем всегда. Мы гонимся за ним, стремимся к нему, к своему будущему. Вот, еще чуть-чуть. Один шаг. Только руку протянуть и тогда… А что такое будущее? Все живем в настоящем. Будущее никто никогда не видел. Все о нем только говорят. Значит, нет его. К черту будущее!
Неожиданно до них донесся приглушенный расстоянием надрывный женский плач, перешедший в душераздирающий вопль. От этого крика смолкли ночные птицы. Даже ветер замер на полудуновении. По тайге разлилась зловещая тишина, такая, как бывает у порога неотвратимого бедствия.
Алина испуганно прильнула к Хабарову.
Крик пронесся над тайгой и исчез где-то в дальних сопках.
– Что это, Саша? – едва слышно пролепетала она.
Ее огромные, полные ужаса глаза тщетно старались отыскать в черноте леса ответ.
Хабаров подтащил поближе к себе самодельный факел: кедровый лапник, привязанный к длинной ветке и обмотанный его рубашкой.
– Это – зверь. Успокойся.
– Это кричала женщина. С нею случилось что-то ужасное!
Он помолчал, потом нехотя стал рассказывать.
– Таежники говорят, что есть в этих местах какая-то тварь. Вроде бы голова у нее, как у человека, ноги тоже человечьи, с голыми коленками. Вместо рук двухметровые крылья, перепончатые, как у летучей мыши. Только шерстью, как и все тело, покрыты. Издает вот такие крики, точно человечьи.