— Ты знаешь, я тогда так боялся за тебя, — прервал молчание конструктор. — Коля Муравьев меня подбадривал, говорил, что найдем тебя в любом случае. Но знаешь, каково мне было, когда не имелось никакой ясности насчет тебя? Ни где ты, ни что с тобой. Хорошо, что ты смог тогда воспользоваться телефоном той террористки.
— Да, в тот день многое решилось из-за удачного стечения обстоятельств. Во-первых, я отошел тогда от той дури, которую они мне кололи. Во-вторых, ни Шахан, ни эта женщина не заподозрили, что кучу макулатуры я поджег нарочно. Иначе они обязательно устроили бы мне показательную экзекуцию, после которой я вряд ли сумел бы предпринять что-то еще. А о звонке не могло бы быть и речи.
— Но они поверили, что газеты загорелись от непогасшего окурка.
— Да, поверили и стали метаться. Эта дамочка уронила телефон. Мне оставалось дождаться момента, когда их не будет рядом.
— Когда у меня высветился незнакомый номер, я подумал, что это снова звонит кто-то из шантажистов. Потом я услышал твой голос и в первые секунды никак не мог поверить, что это действительно ты.
— Да уж, с голосом у меня тогда явные проблемы были. Плюс к этому говорить приходилось шепотом, чтобы террористы не услышали.
— Кстати, ты так и не рассказал, что было после твоего звонка мне?
— Да все то же самое, что и до того. Только они мне уже ничего не кололи.
— Я имею в виду, как у тебя получилось скрыть, что телефон этой дамочки оказался у тебя?
— Я услышал, что они стали подниматься на второй этаж. Разговор с тобой пришлось прервать. Я быстренько удалил твой номер из списка вызовов, опустил руку поближе к полу и швырнул по нему телефон словно детскую машинку. Когда террористы поднялись, я продолжал лежать на банкетке и изображать полубессознательное состояние. Они порыскали по этажу, довольно быстро нашли мобильник, проверили, не было ли исходящих звонков. Инцидент на этом был исчерпан. Меня ни в чем не заподозрили.
— Такая нелюдь, как она, во время войны запросто перешла бы к фашистам и попросилась бы надзирательницей в концентрационный лагерь, — предположил Анатолий Дмитриевич.
— Это точно, — согласился брат и спросил: — А как твоя эпопея с документацией, которую ты должен был передать этим тварям?
— Да пришлось тогда чуть ли не всем нашим конструкторским бюро стряпать правдоподобную фальшивку. Ничего, управились, и я передал ее по электронной почте. Шахан был уверен, что подлинность документов можно установить за несколько суток. Но мы-то все здесь понимали, что на реальную проверку может уйти месяц или даже больше. Надеялись, что тебя освободят раньше. Но получилось почти синхронно. Заказчик террористов из Турции предварительно одобрил полученную документацию, но собирался устроить ее тщательную проверку.
— То есть тебе уже известно, что он остался с носом? — поинтересовался Геннадий Дмитриевич.
— Не к столу будет сказано, но остался он и без носа, и без рук, и без всего остального. Турецкие силовики уничтожили его вместе с вертолетом, на котором этот герой собирался удрать.
— Собаке собачья смерть. А турки вернули документы?
— Среди обломков вертолета были найдены два бронированных кейса. В одном из них как раз и находилась подложная документация по «Флоксу». Турки передали ее нам, заверяя, что носа в нее не совали. Мне это кажется маловероятным. Но в любом случае, даже если они и скопировали все, что находилось в кейсе, пользы им от этого абсолютно никакой. Так что эта, как ты выразился, эпопея для нас окончилась вполне удачно.
— Понятно. А что со вторым кейсом?
— О, тут отдельная история. Этот заказчик, унося ноги, тащил с собой наличные деньги и драгоценности. После взрыва это добро уцелело. Сейчас, насколько я знаю, турецкие власти собираются направить все на помощь семьям, пострадавшим от террористов в Косинске. Будет это сделано или нет, я точно сказать не могу. Поживем — увидим.
Хозяин дома поднялся из-за стола, снял с мангала новую порцию шашлыка, вернулся и сказал: