Афганский компромат

— Товарищ капитан, прошлый же раз… — попытался вставить свое слово Сармантов, один из любимцев ротного.

— Молчи, придурок!

— Почему это я придурок?

— Заткнись! От тебя я точно такого не ожидал! — Капитан в ярости сжал кулаки.

Возможно, он и пустил бы их в ход, если бы не присутствие гражданского инструктора, который ошарашенно моргал, не совсем понимая, что тут происходит.

— А ты, Макс! — Капитан ткнул концом палки в сторону своего второго любимчика, рядового Порфирина. — Ты не догадался помочь командиру?

— Да я и не видел… — попробовал оправдаться тот, но Кречетов, ничего не желающий слушать, вдруг запустил в него ледорубом.

Парень вовремя уклонился. Тяжелая штуковина со свистом пролетела в паре сантиметров от лица бойца, стоявшего за спиной Порфирина, упала на склон и полностью погрузилась в снег.

— Нашли его быстро! — уже чуть более спокойным тоном приказал капитан.

Видимо, с этим броском ему удалось немного придушить злость, бушевавшую в груди.

Ледоруб нашелся почти сразу. Порфирин с опаской протянул его Кречетову.

Тот взял инструмент, покрутил в руке и почти спокойным голосом скомандовал:

— Продолжаем движение.

Личный состав зашагал вниз, а обалдевший инструктор еще некоторое время стоял и обдумывал только что произошедшее действо.

После объявления привала Игорь Николаевич неожиданно завел речь на политические темы. Некоторые его высказывания оказались настолько скользкими, что в голову к Ефимову почти сразу невольно закралось подозрение. Уж не является ли этот разговор дальнейшей проверкой на вшивость? И если да, то кто тогда на самом деле этот Игорь Николаевич?

А вот майор Конягин, призванный, казалось бы, беречь интересы «партии и правительства», об этом не подумал. Он говорил обо всем так, как мыслил, то есть не совсем лояльно к высшему эшелону власти.

Видимо, Игорь Николаевич быстро прояснил для себя все, что хотел, а потом задал прямой вопрос:

— Если вы так к ним относитесь, то как же станете выполнять приказы, отданные вам?

В ответ Конягин рубанул, ничуть не задумываясь:

— Как мы относимся к ним и что думаем об их экономической политике — не имеет значения. Мы — люди военные. Отдадут нам любой приказ — мы его выполним, и точка. А что да как — не нашего ума дело.