Афганский компромат

22
18
20
22
24
26
28
30

— Правильно сделали. — Сергей поставил на огонь банку с тефтелями, достал ломоть хлеба, нанизал его на специально приготовленную длинную сухую ветку. — Слава! — окликнул он Уткина, стоявшего у костра. — Поджарь, пожалуйста.

— Давайте я, товарищ старший прапорщик, — опередив Вячеслава, откликнулся Зудов.

Ефимов протянул ему импровизированный шампур. Пару минут спустя Сашка возвратил его.

Сергей благодарно приложил руку к сердцу и заявил:

— Премного благодарен! — Это у него получилось чуть картинно, зато вполне искренне.

— Товарищ старший прапорщик, разрешите присесть рядом? — спросил Зудов и улыбнулся.

— Садись, Саша.

— Товарищ старший прапорщик…

— Слушаю. — Ефимов понял, что насладиться покоем не получится. — Кофе будешь?

— Нет, товарищ старший прапорщик, спасибо. Я вот что хочу спросить. — Парень вздохнул и вдруг выдал: — Вы в Бога верите?

— Как тебе сказать… — Ефимов задумался. — Пожалуй, да. Саша, в Бога я скорее верю, чем нет. А вот в церковь, причем не только нашу — не очень. Беда в том, что многие негодяи считают, что от Бога можно откупиться, принеся в церковь денежку.

— Убил — заплати и будешь святой, — сыронизировал старший лейтенант, слушавший их разговор.

— Товарищ старший прапорщик, я вас почему спросил? Говорят, на войне атеистов нет.

— Может, и нет, только вера — она разная бывает. Я, например, не считаю нашего Бога мелочным субъектом, который требует ежедневных поклонений себе. Я лично понимаю это так: молитва должна идти к Богу только в большой нужде, а благодарность — проистекать от души. Достаточно нескольких слов. «Слава Богу» — зачастую чуть ли не самая лучшая молитва и благодарность. Я видел, как солдат после боя неистово целовал крест и повторял эти слова. Уверен, если Бог есть, то эта благодарность была услышана Им. Есть вера не только в Бога, но и в правду, в светлое будущее, в то, что ценой твоей жизни ты можешь спасти много других. Хотя одно не исключает другого.

— А вы когда-нибудь молились? По-настоящему?

Ефимов на секунду смутился, затем мягко толкнул Зудова в плечо и заявил:

— Шел бы ты отсюда, болтун. Достал уже! — Старший прапорщик выдавил из себя кислую улыбку. — Дай кофе хоть допить, а то холодный уже.

Сашка ушел, а Ефимов, словно не решаясь быть искренним даже сам с собой, уткнулся лицом в кружку. Он не хотел раскрывать душу кому бы то ни было.

Да, Сергей молился не единожды. Но истово, до горячих слез — только один-единственный раз в жизни. Это произошло несколько лет назад, но он помнил все совершенно отчетливо, будто беда случилась только вчера.

Сугробы перекрыли дороги. Новый год через час, но никто не накрывал столы, а из детской доносились хриплые стоны. У Сергея, сидевшего в кресле, ныло сердце. Супруга прикорнула на диване, а он напряженно вслушивался. Когда ему чудилось, что дыхание кого-то из малышей оборвалось, он входил в детскую, опускался на колени и подолгу прислушивался, холодея от страха.