Я так и появился в отеле – в камуфляже и с желтой повязкой на руке. Переодеваться было некогда, да и не хотелось. Марина была в номере. Когда я зашел, она сидела на кровати.
Женщина посмотрела на меня, потом сказала:
– Я боялась, что ты не придешь.
Я взглянул на нее и понял, что тоже боялся больше никогда не увидеть Марину. Еще я заметил, что в ее волосах появились серебряные нити. А ей всего-то чуть за тридцать.
Она встала грациозно, как кошка, подошла ближе. Марина всегда подбиралась вплотную, совсем не соблюдала личную дистанцию. И я не знал ни одного мужчины, который был бы против. Ну, может быть, министр внутренних дел Гульков, который догорает теперь там, на Бориспольской трассе.
– Ты сильно поседел, – сказала она. – У тебя виски совсем…
– У тебя тоже есть немного.
– Плевать, закрашу.
И нас бросило навстречу друг другу.
Потом мы смотрели прямое включение с Бориспольского шоссе. Менты перекрыли дорогу, но кто-то успел снять горящие машины и залить ролик на ю-туб. Теперь это видео, явно передранное с автомобильного регистратора, крутили по всем украинским каналам и уже показали на CNN. На «Интере» беспрерывно транслировали гимн Украины на фоне портретов погибших героев.
Но мне было плевать. На все.
– Нормально прошло? – спросила Марина, играя с пультом.
– Никак, – ответил я.
– То есть?..
Я объяснил.
– Как думаешь, кто это мог быть? – спросила она, когда я закончил рассказ.
– Не знаю. Возможно, местные. Но вряд ли. Скорее те, к кому Перминов и Гульков приезжали в Борисполь. Эти люди знали, когда визитеры поедут обратно. Думаю, большие начальники взяли деньги, раздербанили их и ничего не сделали. А за это надо отвечать.
– Это могла быть инсценировка, не думаешь?
– Не думаю. Я видел стрельбу, горящие машины, тех, кто стрелял. Это не инсценировка.
Марина потянулась за телефоном.