Спустя некоторое время Усыгин, как и ожидалось, был переведён в другой отдел — с повышением. К облегчению полковника Бойкова. Перед уходом он обошёл кабинеты и попрощался с каждым за руку.
Заглянул он и к Ханскому.
— Я уезжаю, Вадим Викторович!
— Большому кораблю скатертью дорога!
— Я хотел сказать, что не сержусь. Я много думал о случившемся. Неужели из-за этого опустившегося человека, который все равно не сегодня завтра попал бы в тюрьму, мы разрушим самое дорогое — узы привязанности? Ну, вашу руку, товарищ!
— А пошёл бы ты…
— Жаль, — искренне пожалел Усыгин.
Проработал он недолго, но обстановку в отделе разнообразил, и многие о его уходе жалели. Один только жизнерадостный Ханский при случайном упоминании этой фамилии мрачнел и на некоторое время впадал в меланхолию.
Усекновение полковника Дюкина
Если вы такие умные, так почему не в ногу ходите?
В адъюнктуру Академии МВД я попал через год после трагической гибели её основателя и вдохновителя генерал-лейтенанта Крылова.
В начале восьмидесятых всё в академии оставалось плодом его усилий.
Могучее, сталинской постройки, центральное здание с высоченными лестничными маршами подпиралось двумя примкнувшими с боков корпусами. Корпуса эти прежде были обычными жилыми домами. Но неистовой энергии Сергея Михайловича Крылова хватило на то, чтоб расселить жильцов и переоборудовать бывшие квартиры под кафедры и лаборатории. Так что академический комплекс стал напоминать крупную, изготовившуюся к взлету птицу с широченной грудью и откинутыми назад крыльями.
Многого за короткий срок сумел добиться первый начальник академии. Но высшее его свершение — учёные, которых собрал он вокруг себя и которые остались здесь после его смерти. По общему мнению, до самоубийства Крылова довел всесильный первый замминистра внутренних дел, зять Брежнева генерал-полковник Чурбанов. Не смог стерпеть рядом с собой независимого, более масштабного человека.
Но, уничтожив Крылова, необходимо было искоренить и крыловщину — особый фрондёрский дух, которым, казалось, была пропитана академия. Мне повезло его застать.
После спёртой, придавленной атмосферы в районной и областной милиции, какую я знал и от какой бежал, академия показалась высоченной скалой знаний и вольномыслия. Казалось, на этой высоте иная разреженность воздуха, подпитывавшая мозги особым, пьянящим кислородом. Не только в кулуарах, но и на официальных заседаниях здесь судили обо всём и всех — жестко, аргументированно, ядовито. При этом оставались легкими и приветливыми в общении. До академии я, к примеру, не догадывался, что на свете бывают улыбчивые, доброжелательные генералы.
Даже бесконечные нежные лобызания при встречах солидных полковников, поначалу покоробившие меня, позже стали восприниматься неким масонским жестом, подтверждавшим причастность к особой касте. Стать когда-нибудь одним из них, равным среди избранных, казалось мне высшим, невиданным счастьем.
Просто разогнать этих людей было не под силу и Чурбанову — МВД собирало их по крупицам, переманивая из других ведомств. Но пригнуть, выбить тлен крыловщины казалось необходимым. Способы для этого отработаны десятилетиями — на руководящие должности в академии стали назначаться чурбановские ставленники.
И первым появился заместитель начальника академии по строевой подготовке полковник Дюкин[1].
ebooksa