Умереть без свидетелей. Третий апостол

22
18
20
22
24
26
28
30

— А что? — возразил Жуков. — Самый возраст для мужчины. Раньше Маркерт не был женат?

— Не был, — ответил Казакис. — В сорок пятом женился на Валентине Григорьевне Кострицкой, младшей дочери профессора Луцисской консерватории. Отец Кострицкой умер в сорок третьем, в эвакуации… Маркерт опекал осиротевшую девушку, а затем женился на ней. В сорок седьмом году жена профессора Маркерта родила дочь, которую назвали Татьяной, но сама женщина умерла при родах. Тут, Александр Николаевич, странная история… Известно, что роды были преждевременные, ребенка едва спасли, роженица была в состоянии сильного нервного потрясения.

— Чем оно было вызвано?

— Тут и загвоздка. Есть данные, что ехавшие из дальнего района, от родственников, Маркерт с женой подверглись нападению банды верных братьев.

— А, тех самых, — помрачнев, сказал Жуков и машинально потрогал шрам на виске.

— Да, Александр Николаевич. В то же самое время, когда это произошло, верные братья захватили на ближайшем хуторе трех активистов. Потом всех троих нашли повешенными на деревьях, изуродованными по обычаю этих бандитов. Профессор же Маркерт, он ехал с женой на бричке, запряженной двумя лошадьми, рассказал, что за ними гнались, стреляли вслед, но им удалось уйти… А вот беременную женщину выстрелы и погоня потрясли, да так, что она и не оправилась уже.

— Надо было жить в то сложное и трудное время, Ар-вид, чтобы понять, что означало угодить в лапы верных братьев, — вздохнул Жуков. — Немудрено, что жена Маркерта оказалась в тяжелом психическом расстройстве. Тут при мысли, что попадешь к ним, можешь лишиться сознания от одного только страха. А женщине, да еще беременной… Что же дальше?

— Дальше — ничего особенного. У профессора поселилась его свояченица, двоюродная сестра жены по материнской линии, Магда Брук; Она и воспитала девочку. Сам Маркерт вскоре после смерти жены перебрался в Западноморск. Он участвовал в восстановлении университета, возглавил кафедру научного атеизма и занимался этой наукой без малого двадцать лет. До того самого вечера, когда его застрелили. О профессоре — все.

— И много и мало, — сказал Жуков. — Жизнь его теперь у нас как будто на ладони, но к ответу на вопрос «Почему стреляли в Маркерта?» мы не приблизились.

— Нет, почему же, — возразил Конобеев. — Благодаря сведениям, которые так тщательно собрал Арвид Казакис, можно признать, что недоброжелателей у покойного профессора было предостаточно. Ведь его считали ренегатом представители сразу трех религий, и религий довольно-таки влиятельных в этом мире. Не забывайте, что учился он и у иезуитов…

— Предполагаете убийство по соображениям мести? — сказал Жуков.

— А почему бы и нет? — сказал Прохор Кузьмич. — Насколько я помню, а Арвид этот момент упустил, во время, так сказать, «мирного» периода жизни, в последние годы, профессор не приобрел мирного характера. Я ведь слушал его лекции, когда учился в университете на философском. Он был не просто атеистом… Маркерт был активным, воинствующим атеистом. Вспомните хотя бы его речь в качестве общественного обвинителя на процессе приверженцев Иеговы, тех экстремистов из числа сектантов, которые занимаются антигосударственной деятельностью. А выступления на международных встречах атеистов? Книги Маркерта, переведенные на все европейские языки? Его статьи, которые публикуются в большой прессе Старого и Нового Света? Нет, деятельность покойного профессора издавна была большущим бельмом на глазу у клерикалов, и я не удивлюсь…

— Погоди, погоди, — остановил его Жуков. — Ты, Прохор Кузьмич, сразу уж версию теракта выдвигаешь, стремишься придать делу политическую окраску. Но у нас и в наше время… Как-то не вяжется. Впрочем, зачем торопиться? Может статься, что это заурядная уголовщина… И тогда только отделу уголовного розыска этим и заниматься.

«Понимаю, — подумал Казакис, — уж как тебе, дорогой Александр Николаевич, хочется, чтоб случай этот оказался террористическим, понимаю… Тогда и дело это будет не нашим. Соседям из госбезопасности его сплавим».

Конобеев поджал губы, выпрямился.

— Пока я не выдвигаю никаких версий, Александр Николаевич. Попросту размышляю вслух.

— Это понятно… И, действительно, отчего не поразмышлять, — отозвался начальник управления. — Я вот тоже думаю о мотивах. Как говорили древние римляне — «Cui prodest?» Кому выгодно? Кто заинтересован в смерти Маркерта? На попытку ограбления не похоже… Близкие показывают — ничего не тронуто.

— Убийцу могли спугнуть, — осторожно заметил Арвид.

— Могли, — согласился Александр Николаевич. — Но чую нутром — это не ограбление. Может быть, и обычное сведение счетов, лишенное политической окраски.

Кому мог мешать старый человек? — сказал Конобеев.