Дорога войны

22
18
20
22
24
26
28
30

Давид, слушавший переговоры, подхватил «реактивку» и вышел из палатки следом за ней.

— Начинается, — заметил он спокойно. — А «Спартак» еще не готов.

— «Спартак» готов, — сказала она твердо. — Сдуру нам дали три дня. Сразу не сбили с позиций, теперь так просто не получится! Мы восстановили оборонительный узел? Восстановили. И оборудовали два бункера, их завалить можно только большими калибрами и с наведением. Мы убрали лагерь за гребень, теперь по нему попасть можно только с воздуха, а палатки пусть рвут в клочья, не жалко. У нас все подходы оборудованы скрытными постами наблюдения, и на дороге три точки засад. И скальный навес заминирован. «Спартак» готов, Давити, не переживай.

— Это война, — мрачно сказал Давид. — К ней никогда не будешь готов.

Что ее беспокоило саму, так это не готовность «Спартака», а сам Давид. Давид Матевосян, ее уважаемый учитель-мучитель. Коренной тбилисец. На него даже ребята из его разведки поглядывали задумчиво, соображали, как он сможет стрелять по своим, наверняка, родственникам. Закавказье — оно такое маленькое, там все друг другу родня. А парень словно не замечал взглядов, работал, как проклятый. И в последние трое суток, похоже, не спал. Он словно поставил цель к определенному сроку сделать для «Спартака» все, что в его силах.

Они вдвоем поднялись на гребень. Вдоль него с противоположной от дороги стороны уже была пробита тропка. По ней можно было скрытно пройти к ротной РЛС и далее, к постам наблюдения. Зита посмотрела придирчиво и удовлетворилась — землянки лагеря на склоне почти не выделялись. Их любовно маскировали каждую свободную минуту, понимали — если засекут с воздуха, то это смерть. А подходы через лес ребята Давида надежно перекрыли объемными датчиками движения и засадами, к одной из которых они и направлялись.

— Давити, я не представляю, как справлюсь без тебя! — вдруг вырвалось у нее.

Парень помолчал, потом усмехнулся.

— Догадалась, да? Зита, ты такая умная, но иногда как ляпнешь, не подумав. Я, между прочим, тебя сейчас должен застрелить, чтоб не болтала. И право такое имею, и четкий приказ.

Он остановился и притянул ее к себе.

— Запрещено, но тебе скажу, — тихо сообщил он. — Я уйти должен. Громко уйти, понимаешь? Поругаться, застрелить командира и уйти. Так приказано. А я в спартаковцев стрелять не буду.

— Если аккуратно, в ногу… — робко сказала она.

— Я в тебя стрелять не могу! — ожесточенно сказал Давид. — Ты дура, да, не понимаешь?

Он вдруг сильно сжал ее плечи.

— Уходи со мной! — жарко сказал Давид. — Живой останешься! Здесь завтра будет ад! Я смогу провести тебя через перевалы, к бабушке уведу, навсегда! У нас в деревне тебя никто не найдет!

— Давити… — беспомощно сказала она.

— Не бойся, предательницей не будешь! — заверил Давид. — По легенде разведки пройдешь, женой! Мне там верная помощница нужна!

Парень мучительно скривился, словно сдерживал слезы.

— А когда все кончится, мы будем вместе жить под благословенными небесами Картли! — прошептал он тоскливо. — Детей растить, под платанами гулять с друзьями. Ты увидишь, как прекрасна моя родина, и полюбишь ее всем сердцем…

Она тихо заплакала.