Лев вытащил пистолет. Они находились на верхнем этаже дома № 7: квартира под № 14 располагалась в самом конце коридора. Адрес им дали сотрудники больницы. Подозреваемый находился на больничном, как и всю прошлую неделю, а это означало, что, не будь оперативники МГБ так заняты допросами, с ним уже наверняка бы побеседовали. Выяснилось, что заболел он как раз после первой волны арестов городских гомосексуалистов.
Лев постучал в дверь. Ответа не последовало. Он потребовал открыть дверь, назвав их имена и звания. По-прежнему никакой реакции. Моисеев уже занес ногу, готовясь выбить замок, и тут дверь отворилась.
Увидев направленные на него пистолеты, доктор Тяпкин поднял руки и попятился. Лев едва узнал его. Это был тот же самый человек, который помогал ему осматривать тело девушки, небесталанный врач, переведенный сюда из Москвы. Сейчас волосы у него пребывали в беспорядке, а взгляд дико блуждал. Он похудел, и измятая одежда висела на нем мешком. Льву уже приходилось видеть людей, сломленных тревогой и беспокойством; он видел, как мышцы их теряли форму и становились дряблыми, словно страх пожирал их заживо.
Лев толкнул дверь ногой, распахивая ее настежь и окидывая взглядом квартиру.
— Вы один?
— Дома мой младший сын. Но он спит.
— Сколько ему лет?
— Четыре месяца.
Моисеев шагнул вперед и ударил Тяпкина в лицо рукояткой пистолета. Доктор упал на колени, и кровь хлынула в его сложенные ковшиком руки, которые он поднес к разбитому носу. Моисеев приказал Льву:
— Обыщи его.
Сам Моисеев начал обшаривать квартиру. Лев присел, помог Тяпкину подняться и провел его на кухню, где и усадил на стул.
— Где ваша жена?
— Покупает продукты… Она должна скоро вернуться.
— В больнице нам сказали, что вы больны.
— Это правда… в какой-то мере. Я узнал об арестах и понял, что вы придете за мной, что это лишь вопрос времени.
— Расскажите мне, что случилось.
— Должно быть, я сошел с ума. Ничем иным объяснить это невозможно. Я не знал, сколько ему лет. Он был совсем молоденьким. Лет пятнадцати или шестнадцати на вид. Мне нужен был кто-то, кто не стал бы разговаривать со мной и не рассказал бы обо мне кому-нибудь еще. Я не хотел встретиться с ним снова. Или заговорить с ним. Мне нужна была анонимность. Я решил, что никто не станет слушать сироту из детского дома. Никто не поверит его словам. Я мог бы дать ему немного денег, и на этом все закончилось бы. Мне нужен был невидимка, тот, кого не замечают, понимаете?
Моисеев закончил свой беглый обыск и вошел на кухню, пряча пистолет в кобуру. Он схватил Тяпкина за сломанный нос и принялся вертеть его вправо и влево, отчего доктор пронзительно завизжал от боли. В соседней комнате проснулся и заплакал ребенок.
— Ты трахаешь мальчишек, а потом убиваешь их?
Моисеев отпустил нос Тяпкина. Доктор повалился на пол и свернулся клубочком. Прошло некоторое время, прежде чем он смог заговорить снова.
ebooksa