Парк Горького

22
18
20
22
24
26
28
30

– Какие-какие? – нервно переспросил Юра.

– Аналогичные. Ну, где кого-нибудь тоже застрелили на улице и ценности забрали. Начать с этого района… Затем соседние. Не исключено, что убийца – местный… Проверить всех рецидивистов в округе. Ну, вы понимаете…

Юра ровным счетом ничего не понимал, но смутно чувствовал, что у Опалина какая-то своя система, которой он придерживается, что он кусочек за кусочком выстраивает общую картину, как некую сложную головоломку, и что все эти вопросы – о конфликтах, о соседях, об окружении убитой – служат одной и той же цели: найти преступника.

– Скажите, а вы видели ее поклонников? – спросил Иван у управдома.

– Пару раз. Знаком не был. Ира о них говорила…

– Что за Ира?

– Ах, простите, я не сказал… Моя жена.

Судя по лицу Минускина, он уже раскаивался в том, что упомянул ее при представителях власти. Но Опалин, к удивлению Казачинского, расщедрился на обаятельнейшую улыбку, которая совершенно преобразила его замкнутое лицо с крупноватыми приятными чертами.

– Ваша супруга, наверное, была в курсе всех сердечных дел жильцов… Ну же, Петр Иванович! Мы в угрозыске давно привыкли, что жены управдомов знают все… Что она вам сказала об этих молодых людях?

– Понимаете, товарищ, – пробормотал Минускин, – я сплетен не люблю, и вообще никогда не прислушиваюсь… Мне в моей работе сплетни ни к чему. Но строго между нами… – Он даже понизил голос, словно речь шла о сведениях государственной важности, и у Юры невольно мелькнула мысль, что супруга-то держит своего благоверного на коротком поводке. – Ира думала, что Зоя может найти себе кого получше. Нет, и Копылов, и Судейкин – прекрасные ребята, комсомольцы… Но один с окраины, другой ютится где-то в общежитии… Я, конечно, говорил Ире, что это не наше дело…

– Копылов – это Никита, что ли? – прищурился Опалин.

– Он!

– А Судейкина не Василием зовут?

– Я вижу, вы все уже знаете, – вырвалось у пораженного управдома. – Вы… простите, вы кого-нибудь из них подозреваете?

– Этого я вам не могу сказать, – загадочно ответил Опалин.

Казачинский напряженно размышлял. Так… теперь, конечно, все более-менее проясняется. Любовный треугольник, имена и фамилии подозреваемых Опалин уже установил, теперь, наверное, они поедут на завод «Жиркости», будут… как это называется… производить арест…

Но пока что пришлось покинуть кабинет управдома с чахлым фикусом на окне, подняться по лестнице и под стук сапог вторгнуться в чужое пространство – небольшую (по московским меркам) коммуналку с общей вешалкой возле входа, на которой обмяк чей-то плащ и топорщился старый сложенный зонт со сломанной спицей. На стене висел древний телефонный аппарат – с наушником, который надо прикладывать к уху, и трубкой микрофона, вмонтированной в корпус.

Дверь комнаты Зои Ходоровской была, разумеется, заперта. Опалин и Петрович стали совещаться, и прозвучало новое и непонятное для Казачинского слово «понятые».

– Я приведу дворника, – вызвался Яша и убежал.

Опалин достал коробку папирос, поделился с Петровичем и закурил. Юра от предложенной папиросы отказался и теперь мучился вопросом, не совершил ли он ошибку. «Может быть, лучше было согласиться… чтобы, так сказать, быть с ними на одной волне…» В дверь сунулась молодая веснушчатая баба – одна из тех, которую Казачинский недавно видел в переулке.