Мужчина лет пятидесяти, с явным брюшком и большими залысинами отодвинул пустой стакан на середину вычурного журнального столика и исподлобья взглянул на своего товарища, главного редактора одного из каналов южнороссийского телевидения.
– Не пей больше, Андрей, – строго произнёс тот, не отрываясь от экрана ноутбука. – Тебе хватит!
– Сво-о-лочи! Та-а-кой отпуск угробить, – не успокаивался толстяк. Он потянулся было к бутылке «Белого коня», но посмотрев на товарища, убрал руку за спину. Совсем как маленький ребёнок, которому строго-настрого запретили трогать любимую игрушку.
– Захауха, братуха! А вот мне налей, Андрюха, – с первым словом, прочно вошедшим в обиход у многих русскоязычных местных жителей и означавшем «слышишь» на адыгском языке, главред оторвался от ноутбука. После чего завершил мысль сразу крылатым выражением и словами известного поэта. – Ибо истина, как известно, в вине, а верить во всю эту круговерть вокруг общемировой пандемии, хоть и не хочется, но придётся. К тому же «мой первый друг, мой друг бесценный», застряли мы с тобой здесь, похоже, надолго!
– Эт-т-да-а! – согласно кивнул в ответ Андрей, которого развозило всё больше и больше, что, впрочем, не помешало ему налить стакан, не расплескав ни капли виски.
– Со-о-довую? – икнув, предложил он, хотя прекрасно знал, что Денис Парамонов никогда и ничего не разбавлял – ни спирт, ни новости.
– Да иди ты сам знаешь куда со своей содовой. На вот лучше полюбуйся, – журналист взял из принтера пару листов, на которых специально распечатал для своего друга несколько новостных веб-страниц. Андрей в прошлом был очень близорук и носил очки минус десять, а теперь хотя и видел на все 100 % благодаря врачам из национального медицинского центра, но то ли по старой привычке, то ли из боязни снова стать близоруким никогда не читал с монитора, а уж с экрана миниатюрного «ноута» Парамонова тем более.
Заголовки новостных лент, телеграфных агентств, национальных каналов телевидения и радио, вся мировая сеть Интернет, первые полосы ведущих газет и журналов по всему миру, словно сговорившись, писали, показывали, говорили, кричали разного размера и формы заголовками: «Пандемия!», «Апокалипсис», «На пороге судного дня» и т. п.
Денис Владимирович повернулся было к Андрею, но тот уже дремал, откинувшись на спинку кресла.
– Слабак, – беззлобно усмехнулся Парамонов и одним залпом проглотил добрую половину золотистого содержимого стакана, налитого заботливой рукой его опьяневшего друга.
Вторую неделю они отдыхали на охотничьей заимке генерала Звягина – общего товарища со времён Афгана.
Когда-то заимка принадлежала министерству обороны, а потом во времена Большого смутокризиса начала второго десятилетия была выкуплена Звягиным, ставшим к тому времени одним из удачливых предпринимателей, почти за «понюх табака».
Заимкой её называли в шутку. Гораздо больше к этим добротным строениям, разбросанным на площади около трёх гектаров, подходило определение «минисанаторий».
При желании здесь можно было разместить и целый месяц кормить запасами из «погребка» полную роту солдат. Так что вопрос о хлебе насущном пока не стоял. С медикаментами и водой проблем тоже не было. Дизель с запасом солярки на год непрерывной эксплуатации, тепловые насосы и коллекторы, солнечные панели и даже пара ВЭУ – парусного и роторно-вертикального типов – гарантировали, что даже выход из строя внешних сетей не оставит хозяйство без энергии и тепла.
В обычное время, когда на заимке не было массовых мероприятий, её обслуга состояла всего из трёх человек – давно живущего здесь местного жителя с женой и сыном-инвалидом.
Из средств связи на этой базе были два обычных телефона и мощная военная рация с запасом элементов питания. Также здесь работали мобильные, заодно обеспечивая через 4G-сеть выход в Интернет.
Поглядев на спящего друга, Денис Владимирович снова подсел к ноутбуку и вошёл в Skype. Тренькнув, пошёл гудок, и вскоре на экране появилось озабоченное лицо хозяина заимки – бывшего генерала-десантника, а ныне депутата Государственной Думы и обладателя десятка предприятий господина Василия Ивановича Звягина.
Настоятель Церкви Всех Святых отец Мефодий устало опустился на табурет, заботливо подставленный стоявшей рядом работницей крематория. Возраст её было не определить из-за скрывающей большую часть лица марлевой повязки. Сам батюшка носил новенький респиратор импортного производства, не мешающий говорить. Их по церковным каналам централизованно доставили священникам даже в отдалённые приходы.
Сегодня он нёс службу в крематории и отпевал уже пятнадцатого покойника. Страшно смотреть на обращённые к тебе глаза людей, оплакивающих своих близких и при этом зачастую думающих, что скоро настанёт и их черед. Лица, спрятанные под марлевыми повязками и респираторами, позволяли увидеть только глаза. Боль, непонимание, страх, последняя надежда, отречение, пустота, смирение. А у некоторых явно пожилых людей, пришедших на службу в противогазах ещё времён Второй мировой, и глаз было не разглядеть.