Адмирал. В открытом космосе

Как обычно, идти нужно было только вперед. Нарастающая слабость никак не помогала унять злость.

У меня не было времени на все это.

Я подошел к большим дверям и на секунду прислушался, после чего толкнул их и присмотрелся. В церкви было темно. Во мраке я разглядел ряды деревянных скамеек и намеки на красивую архитектуру.

Духовность была сложным вопросом в Империи. Очевидно, не могло существовать более мощной силы, чем сама Императрица, но она разрешала проповедовать религию, по крайней мере пока она находилась в рамках Имперского Закона.

Многие видели в этом необъяснимое противоречие. Иногда даже организовывались восстания с целью отделить религию от имперской жизни, даже от самого правительства, но их всегда подавляли, прежде чем они успевали набрать силу.

Я не был особо сведущ, однако мне было об этом известно больше, чем многим имперцам. Родившись в Коенгарде, я много читал об имперской философии и ее основных недостатках. Став старше, я даже присоединился к одному из движений Нового Содружества, не радикальным террористам, но тем, кто не до конца был уверен в имперских идеалах.

Я знал, что Великая Герцогиня написала объемные работы на тему религии, ее роли в развитии человечества и ее значимости как части культуры, однако большинство из них сводилось к ее рассуждениям о значимости свободы мысли. Она считала вопрос религиозной рациональности второстепенным; она говорила, что неважно, насколько религия рациональна. Герцогиня всегда утверждала, что, пока люди подчиняются закону, они могут верить во что угодно и всегда быть под защитой от гонений.

Ну, или что-то в таком духе. Я не особо хорошо помнил.

Наверное, наркотики, которые я употреблял, будучи Принцем Далтоном, подпортили мою память. В Империи можно было пройти процедуры по ее восстановлению, но мы с Империей находились на последней стадии наших отношений, и она была неприятной.

Я никогда не сделаю эту операцию, поэтому я нашел себе оправдание: просто я читал все эти книги очень много лет назад, еще до войны, еще до Далтона.

В те времена я не знал, чего хотел от жизни. Новое Содружество заманивало меня на свою сторону – с помощью моих друзей, – но я так и не присоединился к ним. По крайней мере к самому движению.

Родившись в Коенгарде, я видел последствия революции во всей красе. Я знал, что рождение там могло стать большим недостатком, хотя у меня никогда не было таких сильных чувств по этому поводу, как у некоторых моих друзей. Гриффита. И Ларсена.

На самом деле меня – а точнее нас – завербовали и предложили возможность поступить на службу во время одного из митингов.

Гриффит пошел на митинг из-за Ларсена. А я из-за Гриффита.

И вот я здесь.

– Кто это?

Мы с Сеем резко обернулись. На пороге стоял мужчина в черном. У него были закатаны рукава, и он вытирал руки белым полотенцем.

Сначала в его голосе прозвучало вежливое любопытство, но затем, разглядев нас, он замер. Прошла долгая мучительная секунда. Он машинально потянулся к выключателю, но его рука замерла на полпути. Он опустил ее и склонил голову набок, пристально глядя на нас.

– Ну надо же. Ребята, вы почему не спите?

Глава 18