Вторая партия

Хмурый снова только кивнул.

— Кстати, что за крендель новый у тебя, тот которого Балабол в карцере хотел запереть?

— Такой пьяный, в дурацкой куртке и с чёрными очками? — спросил Хмур.

— Да.

— Чучело.

— Да я понял, что чучело, а сам он кто? — спросил Рой.

Хмурый помолчал минуту сдерживая улыбку.

— Нет, ты не понял. — сказал он. — Его так и зовут — Чучело.

Рой фыркнул, пытаясь сдержать смех.

— Коротко и в двух словах — идолище поганое. Идиот полнейший, алкаш, и скандалист. — продолжил Хмурый. — Из всех талантов только один — стрелять сигареты и просить на опохмелку. Пришёл с группой рейдеров, которые оставили его и быстро так свалили. Балабол сначала думал, что тот так, диверсант, и притворяется. Оказалось, что не притворяется. Теперь — он общая головная боль, и просто так не отпустишь — пасти приходится, вдруг чей-то подсыл, и терпеть его художества надоело.

— А подержать в карцере подольше не пробовал? — спросил Рой.

Хмурый скривился как от зубной боли.

— А толку? — скривился он. — Его ещё до Улья постоянно на пятнадцать суток сажали сначала в милиции, потом в полиции, и в обезьяннике закрывали. Он уже привык.

Рой стоило усилий сохранить каменное лицо. С улицы донеслась песня, причём пел её знакомый голос:

— А кто его знает, чего он моргает?!

Причём певец не имел ни слуха, ни голоса. Хмурый снова скривился, а Рой хлопнул себя по лицу — Чучело, которое поёт, это слишком.

— Ладно. — пряча ухмылку сказал Рой. — А кто там меня искал вчера?

— Да пришлый один. — чуть успокоился Хмурый. — Рыжий какой-то, назвался Гамбитом. Нормальный вроде, но вчера не до него было, и его просто тоже заперли в камеру. Он так ничего, даже не возмущался, с пониманием отнёсся.

— Не знаю такого. — нахмурился Рой.

— Он так и сказал. — кивнул Хмурый. — Мол, ты его только в лицо видел, а знакомы вы не были.