– Без этого никак, сын мой, – громыхнул он небесным басом. – Оставлять эту сумасшедшую на британском престоле – это заранее создавать себе большие проблемы. Не ради пустого свирепства предлагает тебе это Артанский князь, а токмо ради блага государства Российского.
Было видно, что после этих слов Александр Николаевич впал в состояние напряженного раздумья. Аж бакенбарды задымились. Классовая солидарность в нем боролась с прямым указанием свыше, игнорировать которое себе дороже.
– Ну хорошо, – наконец с облегчением кивнул он, – раз с королевы действительно не упадет ни один волос, значит, так тому и быть. Но только с королевы, всех остальных извольте оставить на месте. Принц Альберт Саксен-Кобург-Готский – человек незлой и ничего не имеющий против России, да и дети сами по себе ни в чем не виноваты. Только на таких условиях я могу дать вам добро на эту экзекуцию.
– Хорошо, ваше Императорское Величество, – сказал я после кивка отца Александра, – я согласен. Пусть будет изъята только королева Виктория.
– Ну вот, Сергей Сергеевич, и замечательно! – повеселел император. – Но у меня к вам есть еще один вопрос. Скажите, почему вы решили, что Наполеон Третий, этот позер и прохвост, эго которого было жестоко ущемлено моим отцом, вдруг без серьезной трепки решит пойти на ваши условия и заключить мир, да еще с выплатой репараций?
– Трепка будет, – ответил я, – но не Франции, а лично Наполеону Третьему. Как вы думаете, какой эффект возымеет то, что нынешнего французского императора палкой по бокам на правах старшего родственника отходит его великий дядя Наполеон Бонапарт?
Александр Николаевич посмотрел на меня ничего не понимающими круглыми глазами человека, которому сообщили нечто невероятное.
– Да-да, – подтвердил я, – прошлым моим заданием было как раз укрощение строптивого Бонапарта. Бородинская битва была мною выиграна вчистую, Наполеон Первый попал в плен, а потом я принял все необходимые меры к тому, чтобы одного поверженного льва не сменила стая шакалов. Теперь Наполеон мой должник, и думаю, что он мне не откажет немного поговорить со своим названным племянником, ибо кровного родства между этими людьми как не было, так и нет. Тем более что французские генералы, которые создали и поддерживают Вторую Империю, ни в коей мере не склонны воевать с Россией даже в случае возможного успеха. Добычи с нас почти не возьмешь, а потери можно понести значительные. К тому же с недавних пор в моих соратниках числятся некоторые наполеоновские маршалы, которые при необходимости могут поговорить со своими современными коллегами на вполне понятном им языке…
– Очень хорошо, Сергей Сергеевич, – кивнул император, – я вижу, что у вас на все есть ответ…
– «И опыт – сын ошибок трудных, и гений – парадоксов друг», – процитировал я Пушкина, – но это еще далеко не все. Остается враждебная друг другу и в то же время Франции пара игроков Пруссия-Австрия. При этом Пруссию стоило бы немного подкормить, чтобы рядом с Австрией она не выглядела откровенным аутсайдером, а у Австрии забрать нынешнего императора-русофоба. Изъятие состоится на тех же условиях, что и в случае с королевой Викторией, и сосланы они будут вместе, ибо сказал Господь: «плодитесь и размножайтесь», а нарушать заповеди нехорошо. При этом подкармливать Пруссию следует лишь совсем немножко. У нее и так есть естественные преимущества, не надо усугублять их настолько, чтобы она разгромила Австро-Венгрию одной левой, как это случилось в нашем мире в битве при Садовой. Союз победителя и побежденного, направленный против Франции и России, нам совсем не нужен.
– Ну что же, Сергей Сергеевич, – потер руки император Александр, – должен сказать, что ваш план мне нравится. Если все пройдет удачно, то можете быть уверены – награда вам воспоследует царская…
– Лично мне, – отчеканил я, – от вас, ваше императорское величество, не надо ровным счетом ничего. Россия – это моя Родина, вне зависимости от того, какой век стоит на дворе, ей я давал присягу, за нее и сражаюсь. Все мои, с позволения сказать, условия касаются путей ее будущего развития, ибо фору во времени, которую мы собираемся выиграть, надо еще и не упустить… а то вы тут пукнуть не успеете, а уже двадцатый век наступит. Но об этом мы переговорим при следующей нашей встрече. А сейчас бы нам с европейской политикой кое-как разобраться.
– О да, Сергей Сергеевич, – кивнул император Александр, – о будущем России мы с вами тоже еще обязательно поговорим. А сейчас у меня есть одна просьба. Возвращаясь в Крым, возьмите с собой графа Алексея Федоровича Орлова. Он многоопытен и пригодится вам в самых разных ипостасях. Сейчас я напишу императорский рескрипт, которым объявлю этого человека своим полноправным представителем-наместником, с правом отдать приказ любому гражданскому или военному чину. Уж они там у него побегают…
Итак, Сергей Сергеевич, вот вам граф Алексей Федорович Орлов, герой отечественный войны, шеф жандармов и политик-многостаночник, прошу любить и жаловать. Что уж там и говорить, Александр Николаевич это неплохо придумал. Зря император называл себя посредственностью. По моему мнению, отлично умеет находить для каждого дела идеальных исполнителей или таких советчиков (таких как великая княгиня Елена Павловна). И это одно из важнейших качеств для правителя. Все-таки Александр II худо-бедно смог вытащить Россию из постниколаевского кризиса, поставить ее на траекторию устойчивого развития, прирастить территорией Центральной Азии и снова вернуть в число мировых держав. А на это тоже талант нужен, в том числе и для того, чтобы грамотно подбирать исполнителей.
Впрочем, и Алексей Федорович оказался не промах. Когда мы уже приготовились к обратному перемещению, он сказал нам с отцом Александром, что в первую очередь хотел бы ознакомиться с нашим «хозяйством» в иных прочих мирах. А в Севастополь ему пока не к спеху; то, что там творится он, в общих чертах, понимает и так… Ну, с хозяйством так с хозяйством; тем более что в Севастополе дело шло к ночи, в Крыму мира Смуты солнце только начинало клониться к вечеру, а у нас, в Тридесятом царстве, еще имело место раннее утро. Чтобы показать товар лицом, турне началось с самой мощной боевой единицы, находящейся в моем подчинении. Если что, я имею в виду «Неумолимый». Поскольку проложить прямой портал на линкор, благодатно плавающий в Ахтиарской бухте, не представлялось возможным из-за уже вполне дееспособных и включенных на треть полной мощности защитных генераторов, высаживаться нам пришлось у устья Черной речки, недалеко от руин крепости Каламита-Инкерман, и ждать, пока с борта линкора за нами прилетит флаер.
Попутно граф (для меня это зрелище было вполне привычно) мог усладить свой взор видами дикого пляжа в опресненном при помощи специального заклинания лимане Черной речки. Расквартированная поблизости уланская дивизия как раз закончила дневные учения и под клонящимся к закату майским солнцем колоннами по четыре прибыла на южный берег для производства водных процедур и постирушек пропотевшего и пропыленного за день учений обмундирования. Четкие коробки эскадронов остановились прямо напротив нас, стоявших на пригорке на другом берегу лимана, потом последовала команда: «Вольно, разойдись, приступить к водным процедурам» – и началось такое, что «Плейбой» с «Пентхаусом» тихо отдыхают в сторонке. Одним словом, граф Орлов был целиком и полностью захвачен зрелищем высокого эстетического качества с глубоким эротическим наполнением.
Три тысячи экзотических мускулистых и подтянутых двухметровых девиц в нарядах праматери Евы, которые купаются сами и купают своих коней, способны вывести из себя и человека с более крепким характером, чем у Алексея Федоровича. Для меня же в этом зрелище был еще один смысл, неизвестный графу Орлову. Я помнил, какими худыми и истощенными, в струпьях и болячках от едва подживших застаревших ран, эти юные женщины были полтора года назад, когда только попали в состав моей стремительно растущей армии. И вот какими они стали теперь – хоть сейчас на подиум. И вообще, я их всех люблю и горжусь ими – точно так же, как отец любит своих дочерей. И так же как любой нормальный отец, я взираю на их тела с чисто эстетическим чувством, без всякого эротического подтекста. Так же спокойно, без срама в глазах, смотрел на купающихся уланш и отец Александр. Они были его духовные дочери, большинство из них он крестил и у многих принимал бесхитростную исповедь, когда остроухим хотелось облегчить развивающуюся душу. Как я видел прогресс в физическом состоянии и воинском искусстве – так же отец Александр видел, что их души, первоначально маленькие и неразвитые, не вмещающие в себя ничего, кроме самых элементарных понятий, теперь выросли и расцвели. Если глянуть расфокусированным магическим взглядом, то станет видна обширная, играющая всеми оттенками синего и розового, единая аура, повисшая над кавалерист-девицами купающейся уланской дивизии.
А вот Алексея Федоровича, несмотря на почти семидесятилетний возраст, зрелище купающихся обнаженных бойцыц, кажется, разобрало не на шутку.
ebooksa