Обернувшись, парень увидел фигуру провожатого, поспешно исчезающую за дверями. Металлические створки начали медленно закрываться.
Макс снова огляделся. На первый взгляд, в зале никого не было, но Артур сказал, что отец Эбнер ждёт здесь.
В храме стояла тишина, только со всех сторон раздавалось тихое потрескивание «реакторов». Максу вспомнился азиатский квартал в Москваполисе, где на рыночной площади не смолкал стрёкод цикад. Насекомых выращивали на продажу и выставяли в клетках, подвешенных на бамбуковых жердях.
Вдруг часть стены справа поползла вверх. За ней показался освещённый коридор, из которого в храм вышёл пожилой мужчина в белой рясе. На груди у него висел медальон — золотой уроборос. Похоже, этот символ был у пентаклистов то ли знаком отличия, то ли его наделяли каким-то особым сакральным смыслом.
Мужчина приблизился к Максу, и теперь его можно было разглядеть. Парень обежал цепким взглядом его лицо. Седые виски, голубые глаза, прямые брови, коротко подстриженная бородка. Тонкие губы мягко улыбались. Сильный, уверенный в себе человек.
— Господин Сеймор? — полуутвердительно спросил жрец.
— Да, отец Эбнер. Мне сказали, что вы познакомите меня с вашей религией.
— Не совсем религией, господин Сеймор. Пентаклизм — это, скорее, синтез различных духовных практик, накопленных человечеством. Если не сказать — сохранённых. Видите ли, мы полагаем, что в незапамятные времена люди обладали неким глобальным знанием. Потом началась эра переселений, образование народностей, национальностей и различных государств. Знание, законсервированное в пределах относительно мелких групп, претерпевало изменения. Одно прибавлялось, другое утрачивалось. О чём-то стали говорить иносказательно. Возможно, некоторые народы были вынуждены закодировать то, что знали. Спустя некоторое время наступила эра культурного обмена. Она длилась вплоть до середины двадцать третьего века, когда началась колонизация космоса. Человечество, почти достигшее утраченного некогда единства сознания, стало разбредаться по хабитатам. Практически изолированные друг от друга группы переселенцев зачастую были вынуждены изобретать или брать за основу устаревшие социальные структуры и правила сосуществования. Например, большое распространение получили полигамный брак, кастовая иерархия, профессиональная спецификация. Лишь в конце двадцать четвёртого — начале двадцать пятого века удалось наладить связь между хабитатами, и изолированность колоний исчезла. К переселенцам устремились команды приставов. Уверен, вы помните это время многочисленных гражданских войн, вызванных тем, что колонисты не желали менять свои жизненные каноны и подчиняться законам Земли.
Отец Эбнер сделал паузу, глядя на собеседника. Он словно ждал ответа, и Макс кивнул.
— Я читал об этом, — сказал он. — В учебнике истории. Правда, довольно давно.
— Но, конечно, им пришлось смириться, — продолжил жрец. — Образ жизни хабитатов был унифицирован. А в середине двадцать пятого века была создана Галактическая Ассамблея из представителей всех человеческих поселений и государств. Спустя четверть века она приняла «Конвенцию о единстве Человечества». С тех пор у нас нет границ, государств и национальностей. Но Знание с большой буквы — то, которое было раздроблено, — сохранилось лишь в отрывках из священных книг и трудов криптологов, археологов и языковедов. «Орден Звезды» поставил себе задачей найти и восстановить всё, что возможно, а затем попытаться возродить утраченное первоначальное Знание, — отец Эбнер снова замолчал, глядя на Макса.
— И как? Получилось?
— Отчасти. Нам удалось реконструировать часть Знания, и оказалось, что мы обнаружили его основу. Это была редкая удача. Мы обрабатывали данные почти восемьдесят лет, чтобы получить результат. И это стало поистине величайшим открытием человечества. Конечно, мы не обнародовали его, — отец Эбнер усмехнулся. — Я покажу вам. Идите за мной.
— Вы оказываете мне такое доверие? — проговорил Макс, шагая за жрецом.
— Разумеется. Мы ведь на одной стороне, так?
— Безусловно.
— И потом, это знание можно лишь передать. Его нельзя украсть. Так что мы ничем особо не рискуем.
Жрец подвёл Макса к «алтарю» и нажал кнопку на его боковой стенке. Из неё тут же выдвинулся небольшой ящик. Отец Эбнер достал два приспособления, напоминавших виртуальные шлемы, только датчиков на них было куда больше. Священник протянул один Максу, а другой надел сам. Макс последовал его примеру.
— Великоват, — сказал он.
— Ничего, это не принципиально. Лишь бы не сваливался.