Месяц тянулся мучительно медленно.
Если время могло болеть, значит, сейчас оно было больно, а дни сочились из него, словно гной. Один за другим семь бичей обрушивались на внешние укрепления, опустошая ряды их защитников. Сначала они проявлялись в фурункулах, оспе и грибковой гнили, но новые болезни ставили в тупик посланных в войска медиков: красная слепота, пенное бешенство, чума насекомых-паразитов, пожирающих людей изнутри, и, наконец, унизительная, мучительная смерть от Кровавой Дизентерии.
Умер капитан Джайнан. Погибло так много людей…
Те немногие, кого Кацухиро знал, ушли из жизни – исключением был Доромек, который никогда не болел, и та женщина, Миз. Призывник перестал разговаривать с другими людьми, оставив слова для полных слез монологов, которые он бормотал ямам в земле.
Враг продолжал наступать. Зачастую атакующие были недисциплинированным сбродом, с которыми солдаты Пуштун Наганды сталкивались и ранее, но в их рядах было все больше и больше почти неубиваемых легионеров Гвардии Смерти. Единственный раз, когда верные Трону Астартес действовали за пределами стен, стерся из памяти – в тот день благодаря орудиям Дворца Четырнадцатый Легион был отброшен, но то был бессмысленный, недолговечный триумф, за который защитники внешних укреплений заплатили ужасную цену.
«Эгида» продолжала ослабевать, и все больше снарядов противника достигали своей цели. Артиллерийские установки, находящиеся в окруживших Дворец фортификациях, вели непрерывный обстрел, а яды и болезни обрушивались на защитников столь же часто, как и огонь. Снаряжение химической защиты стало для призывников новой кожей, а противогазы – новыми лицами.
Рота Кацухиро трижды сливалась с остатками других подразделений, пока они не превратились в некое беспородное образование, лишенное даже намека на претензии своей причастности к Пуштун Наганде. Они были такой же пестрой и грязной толпой, как и атакующие, и лишь направление, в котором стояли призывники, указывало, кто и на какой стороне воевал – впрочем, и этого было недостаточно. Люди обеих армий терялись посреди сражений, сходили с ума и нападали на всех вокруг.
Такие недоразумения стали обыденностью.
Ночные кошмары, терзавшие Терру за несколько месяцев до вторжения, покинули Кацухиро, когда он достиг Императорского Дворца. Теперь же они вновь вползали в его краткие часы сна. Ужасающие картины, полные увечий и крови, казались куда более реальными и тревожащими, чем травмы войны.
В один из периодов затишья и отдыха – это могла быть как ночь, так и день, ибо облака пепла и пламени сделали их неразличимыми – Кацухиро витал в таком сне. Он находился в бесконечных тоннелях из черного стекла, изогнутых, как кишечник зверя, через которые солдат в панике мчался от чего-то когтистого и молчаливого. Без предупреждения Кацухиро упал из туннеля в море ярких красок, в котором усеянные клыками галлюцинации обрели тела ради единственной цели – разорвать призывника на части, а затем рухнул через дверь, выходящую на руины Катабатических Равнин. Пролился кровавый дождь, а затем с неба упал огромный и чудовищный гигант, ревущий от боли и ярости. Он пришел за Кацухиро. Когтистая рука потянулась вниз, чтобы погубить его жизнь…
Кацухиро с криком проснулся, но никто не пришел к нему на помощь – каждый боролся со своими демонами. Он начал успокаивать себя, и вопли сошли до стонов, а затем всхлипов. На мгновение солдат испугался, что оглох – он не слышал ничего, кроме собственного болезненного дыхания, гремящего в капюшоне противогаза.
Кацухиро встал на слабых ногах. Сотни других солдат делали то же самое, в страхе просматривая серую пустошь Катабатических Равнин.
Обстрел прекратился. Жар от постоянных взрывов иногда поднимался на высоту, переносимый весенними ветрами, и температура быстро падала. Ядовитый газ и облака вирусных спор сдуло. Кацухиро почувствовал, как ветерок ласкает его резиновый комбинезон.
Ветер манил его.
Впервые, как ему казалось, за целую вечность Кацухиро сорвал противогаз, не заботясь о том, что может погибнуть. Он стоял, задыхаясь, словно выброшенная на берег рыба. Солдат закрыл глаза, чтобы насладиться простым блаженством ощущения высыхающего на своей коже пота.
Прогремел гром, а затем раздался рев – но на этот раз не бомб. Это был крик – голос, присутствие которого было столь сильным, что, казалось, заполнило небеса от горизонта до горизонта.
Небо вспыхнуло. Защитники подняли глаза вверх. Им открылся ужасающий вид…
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ
Багряный Апостол
Предложение капитуляции