И хотя не было ни пергаментов, которые обычно скрепляли воском, ни времени для соблюдения надлежащих ритуалов, тем не менее, каждый присутствующий воин проникся царящей на Стене торжественной атмосферой, сравниться с которой могла бы далеко не каждая официальная церемония. Здесь не существовало никаких различий между простым человеком и легионером – только братство и общая воля к победе.
Ралдорон присоединился к Тейну.
– Хорошо сказано, Кровавый Ангел, – одобрительно произнес Имперский Кулак.
– Теперь я готов сражаться, – ответил Первый Капитан.
Затем заговорил сам Дорн. Его сообщение разлетелось по каждому шлему, вокс-бусине и системам оповещения Дворца…
– Время речей прошло – настало время первого великого испытания. Мой приказ для всех вас прост, но внимайте к нему с беспрекословным повиновением!
Наши враги идут! Убейте их всех!
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
Ангелы Смерти
Ангрон освобожденный
Первый на стене
«Сумрак», орбита Терры, 15-е число, месяц Квартус
Одна-единственная нота прозвучала по флоту Хоруса, призывая к действию все силы Магистра Войны.
На «Сумраке» она была встречена с ликованием.
– Вот оно… Это сигнал! Всем двигателям полный вперед! – ревел Мастер Ужаса Тандамелл, обезумев от возбуждения.
Все взаимное уважение между Легионом и его слугами исчезло на борту «Сумрака». Связь рушилась уже давно, и процесс ускорился с тех пор, как тут появился Скрайвок – его присутствие стало последней точкой. И пусть подобное происходило не на каждом корабле, но под властью Расписного Графа экипаж превратился в рабов: надсмотрщики перемещались среди матросов, награждая плетьми тех, кто, как считалось, выполнял свои обязанности недостаточно расторопно. Ни один Повелитель Ночи не снизошел до утомительного контроля над дисциплиной – надзиратели же набирались из корабельных рабов. Каждый из них был подонком и садистом, но рвение надсмотрщиков в исполнении своих обязанностей возбуждало Скрайвока. Он никогда не отличался деликатностью, но сейчас характер Расписного Графа менялся под воздействием меча и становился все более неконтролируемым в своей жестокости – это происходило достаточно быстро, чтобы Гендор мог сам заметить этот процесс, но столь вдохновляюще, что происходящее было для него безразлично.
– Тандамелл! – прокричал Скрайвок с капитанского мостика. – Какая слава нас ждет впереди! Какая замечательная авантюра! Когда барды будут сочинять свои сонеты об этой войне, будь то победа или поражение, имя Гендора Скрайвока будет в них упомянуто – и это прекрасно! Когда летописцы будущего спросят, где был Конрад Керз в тот момент, когда первый штурм обрушился на стены, и не найдут ответа, они узнают, что я, Расписной Граф был там вместо него! Пока Керз глупо носится по космосу, скуля по своему отцу, именно я веду сыновей мрачного мира к славе, власти, грабежу и боли! Вперед, сыны ночи! Вперед к победе!
Мастер Ужаса свирепо ухмыльнулся.
– Какая чудесная речь, – небрежно бросил он. – Вы закончили?
– Конечно, Тандамелл, – Скрайвок сжал рукоять своего меча, погребенного в ножнах, и жестом приказал рабу принести шлем. – Будь так добр и освободи примарха – мне нужно отправиться на борт десантного модуля. И прикажи Рапторам немедленно выдвигаться – пусть застанут противника врасплох и очистят безопасную зону. Я не хочу, чтобы венец моих достижений был испорчен моей же смертью!