Звук двигателя становился все громче, машины приближались с разных сторон. Скорее всего, внедорожники.
– Слушай, я не шучу… – сказал Купер, бросая взгляд через плечо.
Но девушка уже исчезла.
Он улыбнулся и тряхнул головой. Этот трюк Шеннон никогда не устаревал.
Купер встал, снял куртку, вытащил из кармана бумажник, положил то и другое на землю. Делая шаг назад, развел руки в стороны и растопырил пальцы.
Машины были хороши. Четыре черных «кадиллака-эскалейд» с затонированными стеклами подъехали одновременно с разных сторон – не налет, а чистый балет в постановке Басби Беркли[6]. Двери распахнулись, и из них с хореографической точностью высыпали люди. Укрывшись за капотами автомобилей, они взяли Купера под прицел автоматических винтовок. Человек двадцать, не меньше, хороший боевой порядок, открытые линии огня.
Хорошая новость состояла в том, что эта команда была явно профессиональной и действовала настолько безбоязненно, что сомневаться в ее принадлежности правительству не приходилось. Плохая же – в том, что в правительстве было немало людей, желавших Куперу смерти.
«Ну, была не была».
Держа руки расставленными, он прокричал:
– Меня зовут Ник Купер! Я агент Департамента анализа и реагирования. Оружия у меня нет. Мои документы в бумажнике на земле.
Из задней двери одного из внедорожников вышел человек в невзрачном костюме. Он двинулся вкруговую и Купер отметил, что винтовки разворачиваются и берут под прицел другие направления.
– Мы знаем, кто вы, сэр. – С этими словами агент нагнулся, поднял бумажник и куртку и протянул ему.
– Все чисто, – бросил он короткую фразу, какими разговаривают по радиосвязи.
По круговой дорожке приблизился лимузин, вырулил на бортовой камень, проехал между машинами и остановился рядом. Агент открыл дверь.
Изумленный Купер сел в салон, пахнущий дорогой кожей, и увидел двоих. Подтянутую, излучавшую бесконечную компетентность женщину лет пятидесяти пяти с холодным взглядом. И чернокожего мужчину с внешностью преподавателя Гарварда… кем он и был прежде.
«Ну-ну. А ты-то еще раньше по всяким мелочам определил, что день принимает странный оборот».
– Здравствуйте, мистер Купер. Позвольте называть вас Ник? – сказал мужчина.
– Конечно, мистер президент.
– Приношу извинения за некоторую театральность, которая предшествовала нашей встрече. Мы в последние дни слегка нервничаем.
Лайонел Клэй обладал преподавательским голосом: сочным, низким, чуть сдобренным южнокаролинской гнусавостью, – и при этом блистал широтой ума.