Я тоже свой нож достал, млять, он весь в крови Гонов, скользкий и липкий, ладно. Я потыкал ножом в эту полоску, точно, твёрдое. Какая-то смола что ли застывшая, и она светится. Интересно, что же это всё-таки такое?
— Насмотрелись? – послышался голос Грача, – фонари свои тушите, идём дальше.
— Под ноги смотрите, – услышали мы голос Большого, – тут расщелины в полу, не хватало ещё ногу кому подвернуть.
Спустились ещё метров на сто. Да, пипец, она глубокая, интересно, как тут внутри пахнет? Но снимать противогаз я пока не рискнул. А светящиеся щели тут есть, и их много, так что идём уже не в темноте.
Прошли ещё несколько десятков метров и вышли в какой-то большой зал, тут света было больше, эти светящиеся щели были шире. По команде Грача все прижались к стене.
— Замерли все, – неожиданно произнёс Полукед.
Мой пульс и так был очень высокий, а тут, после слов сластёны, он вообще зашкалил, казалось, что моё туловище – это одно большое сердце, билось так, что вот-вот должно было выпрыгнуть, этот резиновый костюм его, походу, сдерживает.
Кручу головой, все постарались слиться со стеной, а ещё лучше забиться в какую-нибудь щель, я – так точно, только щели нет, сплошная стена, ну кроме этих, которые светятся, и, судя по всему, порода крепкая.
И спрятаться тут некуда, нет ни камней, ни валунов, вообще ничего, просто пустое помещение.
Зато дальше вон видны освещённые пара проходов, один размером с тот, по которому мы сейчас пришли сюда, а вот второй по размерам как раз под шахтёра. От же млять! Если эта хренотень, эта ошибка природы с мешком на башке сюда сейчас выйдет, мы его точно завалить не успеем, парочку из нас он наверняка прихлопнет, а если выйдет несколько, то точно всем кирдык. Они нас при таком освещении, сто процентов, увидят.
— Тихо все сидите, никому не шевелиться, – ещё подлил масла в огонь Полукед, – даже не дышите, сюда кто-то идёт.
От же, у меня даже слов нет, мы замерли, превратились в статуи, у меня сразу всё начало затекать и чесаться. Вообще, если честно, в этом костюме нихрена не комфортно, я весь мокрый, жопа чешется, и левая пятка тоже чешется, причём пятка чешется так, что я готов прям тут скинуть кроссы и чесать, чесать её!
Смотрю, пацаны навели оружие на эти два прохода. Понял, что тоже держу свой дробовик направленным на большой проход.
Пошли томительные секунды ожидания. Никто так и не решался спросить у Полукеда, какого хрена мы тут сидим и кого ждём.
Это пришло к нам само, в виде аж трёх Гонов, последний тащил в зубах половину туши убитого, скорее всего нами же, Гона. О как. Значит, эти твари не гнушаются жрать и своих сородичей.
— Никому не стрелять, – услышали мы в наушниках голос Грача.
Причём произнёс он это всё медленно, еле-еле понятным шёпотом.
Гоны вышли в это помещение и остановились, последний так и стоит с половиной в зубах, и жёлтая кровь капает на пол. До них метров десять-двенадцать, мы хорошо их видим. И они уставились на нас.
Внезапно один из них, первый, здоровая тварь, весь килограмм двести точно, короче, он или она начал принюхиваться. Я прям вижу, как он нюхает воздух.
Шаг, второй, третий, эта тварь делает осторожные шаги к Ивану и Большому. Те стоят около стены, пулемёты направлены на Гона. Тот идёт очень медленно, нюхает воздух, вон как башкой крутит, видимо, не вкуривает. Тупая скотина. Оставайся такой, будь такой же тупой!