– Да.
Она произнесла это «да» таким обыденным тоном, как будто в доносящихся из темноты зловещих звуках не было ничего необычного. Как будто это были самые естественные ночные звуки вроде комариного писка.
– Тебе это не кажется… странным?
– Почему?
– Ну, не знаю…
Что рыжая по-настоящему умела, так это ставить своими вопросами собеседника в тупик. Как к глухой стенке для расстрела. Разве что только глаза не завязывала. Хотя какой смысл делать это в темноте?
– Ты знаешь, что это такое?
– Стать твою, – не сдержался Хамерхаузен, – откуда, по-твоему, я могу это знать? Ты думаешь, я каждое воскресенье выезжаю в Усопье на пикник?
– Не шуми, – строгим голосом осадила его Регина.
– Не доставай меня.
– Ты рамон или кто?
– У тебя есть причины для сомнений?
– Рамон не станет париться из-за ерунды.
– Из-за какой ерунды?
– Да из-за всякой.
– Послушай-ка, детка. – Хамерхаузен повернулся к Регине лицом, хотя в поглотившей их темноте лица девушки все равно не было видно. – Или ты перестаешь язвить по любому поводу, или…
– Я тебе не детка.
– Но ты и не рамон.
– Я спасла тебя от черного мешка со щупальцами.
– А я вытащил тебя из пасти плотоядного цветка.