«Вы мне покажите, сколько налогу удерживаете с мёду». Куприяныч: «У? угу! угу! успешно с этим-то у меня!» Вскочил, перетряс бухгалтерию. Беру, мол, вёдрами со двора вот сколь. А вы до чего мне полюбились умными интересами, да что не забыли и про мёд! Усластите Митеньку, чтоб мы с вами после крика зажмурились. И сколь мы будем лежать зажмурены, столь времени две бочки с мёдом будут наклонены. Весь мёд, какой вытечет, — ваш!
Влупил Митеньку… а гостья — не-е! «Покажите мне, как вы стоите на позиции коммунизма».
Куприяныч: «Ась?» Взял ватрушку, что давеча-то держал, на Митеньку её. Вот так, мол! В кои веки Митенька встал всерьёз — хоть на нём стой — и опять стоять коммунизма ради: без толчка и коммуняди? «Сколь я под коммунизм мялся — ээ!.. сунем его вам под зад, пусть под нами помнётся».
Раздел пиджак, жакетку с неё дёрг — и сунул под крепкий её зад, под горячёный. «И то, видать, в прошлые-то разы позиция для меня была не та, а теперь подходяща — вздобрим патоку слаще! Допрежь как на позиции стоять, её надо укатать!» И ну ей голеньки титьки куердить, сахарны груши посасывать, бородкой межеулок щекотать… Она на нежность и окажи себя.
Уж как они оба вскрикнули! А зажмурились — пока лежали зажмурены, успелось бы две бочки мёда ложками вычерпать. Эк сладко Куприяныч потянулся: до чего хорошо, мол, любить умного-то человека! А гостья: «Присластилось вам моё ненаглядное?» Куприяныч: «Угу! угу!» — кивает, бородкой трясёт, поглаживает женщину по местам. Она и говорит: «Скажите мне, почему оно такое сладкое?» — «Потому голо и гладко, на коммунка хватко. Движенья-то — страсть! Не то в меду бы увязть». — «Ещё почему?»
Куприяныч: «Потому дано умному человеку — встречаете Митеньку по уму, с деликатностью к нему». — «Ещё?» Молчит Куприяныч. А она: «А вы близоруки! Неужели не видите? Оно такое сладкое, потому что честное!» Куприяныч моргает, бородку теребит.
Гостья сверк-сверк очками, повернулась перед ним всем своим голым: «Исправляйте вашу близорукость!» Замечаете, мол, с задних булок и промеж на вас сама честность глядит?
Куприяныч: «Хе-хе-хе…»
«Не узрели? Так пусть коммунизм вам поможет!» — «А где его взять?» — «А куда вы его положили?»
Куприяныч: ну-ну… у неё из-под зада вынул жакетку, встряхнул — бумажка и выпади. Читает, а это мандат. Женщина с проверкой прислана… Куприяныч-то прикусил губу. «В кои веки Митенька не сломался — зато и попался!» А она: «Это ваша правда, а теперь покажу вам мою честность боле убедительно!»
Встала, оделась и укатала его на пятнадцать лет. За весёлые-то разговоры, близорукость и попытку покушения.
Года проходят — и наведывается к нам. Был Куприяныч — стало четверть Куприяныча. Бородёнка седенькая, оборван. «Чего, — спрашивает, — у Щеглова Лесочка ещё сравнивают балабончики?» Мужики промеж себя переглянулись. Как ты-де, Митрий Куприяныч, пострадал — доверим тебе. Случается, мол, смотрим круглые. «А споры бывают?» — «А то нет?! Девки на балабончики самолюбивы, зато палочки колотливы, да тебе-то какая нужда?» А он: «Обещал вас до дела-то довести — и доведу! Я уж не близорукий, и вы не будьте».
Достаёт из пестеря подзорную трубку старинную. В чёрной коже трубка — потёрта от службы; две ножки прилажены.
Как девушки, говорит, со стариками заспорят, поставьте милашек в рядок. Наклонятся, голые подарочки взведут красиво — отсчитайте от них тридцать пять шагов и трубку поставьте. Пусть старики в неё глядят. В подзорную-то трубу самый круглый зад прозревается без ошибки.
Вскоре опять подобрали Куприяныча — но дело повелось. Конечно, балабончиков не пекут уж у нас. Лавок у Щеглова Лесочка нет — трухлявы столбушки. И щеглов не стало, а станицы-то Сыртовской — ещё и много раньше того. Но глянь-кось, как хороши мак и дикий жасмин!
Сколь-нисколь девушек из разных мест сойдутся — и идёт сравнительное смотренье. Глядят старики в трубку: «Эти круглее, эти сударики-сверкуны!» Так оно и признаётся.
Вид местности меняется, давно ль нашли у нас нефть, а уж повыкачали всю! взаймы проси — никто не даст. А подзорной трубке верим. Не одни голые зады прозреваем в неё, но и будущие зори. Глядишь в зад куме, а коммунизм на уме! Обернёшься вспять: везде коммунядь. В гол зад гляди, с коммунядью сиди, коммунком победи! Не выстоит коммунок до победы — смотри в трубку на чужие обеды.
Так-то. Обещал Куприяныч нас до дела-то довести — и довёл.
Сладка палочка
За Васюнинским чернолесьем есть озеро Бараньи Яйца. Оно на месте не стоит. То выйди из чернолесья — вот оно. А то иди, иди — глушь-лядина перед тобой, трава модень. А озеро на пять вёрст влево ушло, к Зарачьим ветрякам. Либо ищи его в другом дальнем конце, за Журавками.
ebooksa