Иррационально-эмоциональная часть моей души во весь голос вопила о неприемлемости подобных компромиссов. Басмачи зажаты в Бекрае, деваться им некуда. У них не получится даже раствориться среди местных жителей — правительственные силы настроены решительно и будут просеивать все население на причастность к террористическим группировкам. Почти три тысячи собравшихся здесь душманов обречены. Но с другой стороны, зная это, они будут драться за каждый перекресток и дом. А в городе за время их безраздельной власти они как кроты нарыли множество подземных ходов, возвели оборонительные сооружения, в общем, подготовили оборону. Я не штурмовал Грозный в девяносто шестом, но у нашей армии еще свежа память о том, что такое штурм укрепленного большого города и какими потерями он грозит.
Если бандиты пойдут на наши условия — мы все равно будем в выигрыше. Война в Сирии идет не за территории — значительная ее часть всего лишь горы, пустыня или малонаселенные районы. Борьба идет за города, где проживает основная часть населения. Кто контролирует города и людей — тот контролирует страну. Если моджахеды будут выбиты в чисто поле, то там станут влачить жалкое существование и рано или поздно их добьют. Они тоже понимали это, но выхода и у них не было.
Так и получалось, что для обеих сторон соглашение было плохое, но его непринятие — еще хуже.
Главный торг шел вокруг того, как выпускать толпу этих зомби — с оружием или нет. То, что тяжелая техника и артиллерия не выходит, — это условие, как было объявлено нами, вообще не обсуждается. Торг шел по стрелковому оружию и боеприпасам.
Растянулись переговоры на несколько часов с небольшими перерывами. Торг шел жесткий…
С трудом нам удалось утрясти детали. Был согласован порядок и график вывода бандформирований. Этот процесс грозил растянуться надолго. Душманы резонно полагали, что, если выводить всех скопом и сразу, существует реальная угроза, что всю братву накроют артиллерией и авиацией. Значит, надо отступать небольшими группами, которые даже если и раскатают — потеря будет не фатальна, и остальные душманы еще вполне будут способны на хорошую войнушку.
Все это время я просидел на ящике из-под снарядов в сторонке, не особо вдаваясь в суть происходящего и не проронив ни слова. Может быть, в другое время все эти дискуссии и были бы для меня занимательны хотя бы с точки зрения прикладной психологии. Но сейчас голова болела о другом. Я здесь присутствовал не просто так. И мой выход на сцену был последним.
— Хайбибула, — обратился в конце к предводителю боевиков генерал Корсуненко. — Думаю, мы проработали все вопросы. И теперь выполнение договоренностей — дело нашей чести.
Губы Хайбибулы скривились в снисходительной улыбке. Какая честь может быть в переговорах с неверными? Для истинного мусульманина говорить с неверной свиньей и не держать у его горла нож — уже унижение. Но истинная вера дозволяет компромиссы с сильным противником. Когда он ослабеет, его нужно будет убить. Ну а пока можно и поговорить.
— Есть еще один вопрос чисто технического характера, который тебе, Хайбибула, необходимо обсудить с моим заместителем, — Корсуненко кивнул в мою сторону. — Лучше с глазу на глаз.
Хайбибула прожег меня высокомерным взглядом, с презрением усмехнулся и кивнул:
— Хорошо, из уважения я поговорю с твоей прислугой.
Прислуга так прислуга — меня уже давно не волнует, как меня величают враги. В таких разговорах весомы пули, а не слова. Так что пускай хоть поганым отродьем или грязным бараном назовет. Лишь бы разговор состоялся.
Вскоре мы остались в помещении одни.
— Что тебе велели сказать мне? — все с той же презрительной усмешкой процедил Хайбибула.
— То, что я имею полномочия накрыть артиллерией колонну, на которой будешь передвигаться лично ты, Хайбибула, — простовато и доброжелательно улыбнулся я.
— Что? Твой хозяин дал слово и подтвердил договор! — Глаза душмана яростно сверкнули.
— Это все слова. Кто их услышит, когда заговорят снаряды?
— Тогда война. И нет договора!
— Есть. Если мы договоримся еще по небольшому вопросу. Совершенно незначительному для тебя и твоих людей.
ebooksa