— Хорошо сохранилась, — сказал он, наполовину самому себе, — и выглядит вполне симпатично. Правда, желтые цветы вообще-то излишни, притягивают на себя слишком много света.
Госпожа Верагут промолчала; по случайности, именно желтые цветы, выписанные необычайно воздушно и тонко, нравились ей на картине больше всего.
Он обернулся и с легкой улыбкой сказал:
— До свидания! И постарайся не слишком скучать до возвращения мальчиков.
С этими словами он вышел из столовой и спустился по лестнице. Внизу его встретила собака, радостно запрыгала вокруг. Он взял в одну руку ее лапы, другой рукой погладил, посмотрел в преданные глаза. Потом окликнул в окно кухонную прислугу, попросил кусочек сахару, дал сахар собаке, бросил взгляд на солнечную лужайку и медленно пошел к мастерской. Как красиво нынче на воздухе, как легко дышится; но ему не до этого, надо работать.
В спокойном рассеянном свете высокой мастерской стояла его картина. На зеленой лужайке, на которой кое-где виднелись мелкие полевые цветы, сидели три фигуры — склоненный мужчина, погруженный в безнадежные раздумья, женщина, покорно ожидающая, печальная, обманутая в своих надеждах, и ребенок, радостно и безмятежно играющий среди цветов, а над ними могучий поток света, победно разлитый в пространстве и взблескивающий в каждом цветочном венчике с тою же беспечной задушевностью, что и в светлых волосах мальчика и в маленьком золотом украшении на шее горюющей женщины.
Глава девятая
Художник продолжал работу до вечера. И теперь, сложив руки на коленях, ко всему безучастный от усталости, уже некоторое время сидел в кресле, совершенно опустошенный и выжатый, с ввалившимися щеками и слегка воспаленными веками, старый и почти неживой, как крестьянин или дровосек после тяжелейшей физической работы.
С превеликим удовольствием он бы так и сидел, целиком отдавшись усталости и дремоте. Однако суровая дисциплина и привычка одержали верх, и через четверть часа он решительно взял себя в руки. Встал, не бросив более ни взгляда на большую картину, пошел к купальне, разделся и не спеша поплыл вдоль берега.
Вечер выдался молочно-блеклый, от ближайшего проселка, приглушенный парком, долетал шум скрипучих возов с сеном да грубоватые оклики и смех усталых работников и работниц. Поеживаясь, Верагут выбрался на берег, тщательно досуха растер-разогрел тело, прошел в свою маленькую гостиную и закурил сигару.
Этим вечером он собирался писать письма, но сейчас нерешительно выдвинул ящик стола, снова сердито его закрыл и позвонил Роберту.
Камердинер тотчас прибежал.
— Скажите-ка, когда вернулись молодые люди в экипаже?
— Их еще нет, господин Верагут.
— Как, еще не вернулись?
— Нет, господин Верагут. Лишь бы господин Альбер не слишком измотал Гнедко, очень он любит прокатиться с ветерком.
Хозяин не ответил. Он рассчитывал хоть на полчасика залучить к себе Пьера, потому что думал, тот давно вернулся. И нежданное известие раздосадовало его и слегка встревожило.
Он поспешил в большой дом, постучал в комнату жены. Она с удивлением поздоровалась, ведь давненько не случалось, чтобы он навещал ее здесь и в такое время.
— Прости, — сказал он, сдерживая волнение, — но где же Пьер?
Госпожа Адель недоуменно посмотрела на мужа: