– В самом деле? – спросила Лили, и голос ее дрожал, рука трепетала.
– И тем неразрывнее, чтобы не допустить и мысли о всегдашней разлуке. Нет, Лили, я удерживаю за собою право высказывать вам все мои заботы, но я не оставлю вас.
– Но, Адольф…
– Адольф ничего больше не имеет сказать по этому предмету. Он пользуется правом, которое считает своим собственным, и на основании этого права хочет владеть навсегда выигранным призом.
Лили прильнула к нему.
– О Адольф! любовь моя! – сказала она. – Я не знаю, как мне высказать это чувство. О вас я только и думаю, о вас, о вас!
– Я это знаю, но вы немного не поняли меня.
– Неужели? Так выслушайте же меня, друг моей души, моя любовь, мой муж, мой господин. Если я не могу быть для вас сейчас же Руфью и неотступно следовать за вами, то все мои мысли и помышления будут мыслями и помышлениями Руфи: если что-нибудь, кроме смерти, должно разлучить меня с тобою, то пусть Бог пошлет ее мне!
С этими словами Лили упала на грудь Кросби и заплакала.
Кросби все еще с трудом понимал глубину ее характера. Впрочем, он был не довольно проницателен, чтобы понять его вполне. Но все же он благоговел перед беспредельностью ее любви и приходил в восторг от своей решимости. В течение нескольких часов он думал только об одном, что бросит свет и посвятит себя этой женщине как единственному другу и утешителю на пути жизни и крепкому щиту от всех напастей!
– Лили, ты моя навсегда!
– Навсегда! Навеки! – сказала Лили, и взглянув на него, старалась рассмеяться. – Вы, пожалуй, примете меня за безумную, но я так счастлива. Теперь я не беспокоюсь о вашем отъезде нисколько. Вы можете уезжать теперь же, сию минуту, если хотите. – И она отняла от него свою руку. – Теперь я чувствую себя совсем другою, чем в эти несколько последних дней. Я так рада, что вы объяснились со мной. Само собой разумеется, я должна переносить все вместе с вами. Меня теперь ничто не может тревожить. Не поможет ли нам, если я займусь работой и сделаю какие-нибудь вещи?
– Например, дюжину сорочек для меня?
– Отчего же? Я сошью.
– Может быть, со временем и придется сшить.
– Ах, дай-то боже! – Сказав это, Лили снова сделалась серьезною, на глазах ее снова выступили слезы. – Дай-то боже, быть полезной для вас, трудиться для вас, делать что-нибудь для вас, что бы могло иметь в себе разумное, существенное значение выгоды. Я хочу находиться при вас и в то же время служить вам, делать для вас все решительно. Иногда мне думается, что жена самого бедного человека – счастливейшее создание, потому что она делает все, исполняет все работы.
– И вам придется делать все в самом непродолжительном времени, – сказал Кросби.
После этого они с особенным наслаждением провели в поле утренние часы, и, когда появились в гостиной Малого дома, мистрис Дель и Белл изумлены были необыкновенной веселостью Лили. К ней, по-видимому, возвратились все ее прежние привычки и манеры, все шутки, которые она употребляла, когда Кросби впервые был очарован ее красотой.
– В доме графини, Адольф, вы так загордитесь, что совсем забудете об Оллингтоне.
– Разумеется, – сказал Кросби.