Он не торопился, достал из шкафа массажный коврик, постелил на диван.
– Ты хочешь сделать мне массаж? - усмехнулась.
– Нет, я хочу лечь на него ненадолго, иначе я просто ехать не смогу.
Серьёзно, никаких намеков. Дал понять. А ей и не надо, сама сегодня не в форме, с зубом расстроилась.
– Пусти хоть сесть рядом. – Не будет же она стоять.
Села, положила руки на него. На спину.
– Холодные? Извини.
– Да, но наоборот, хорошо.
«Чужого не беру, своё не отдам!» – мысленно. Но пусть мои руки помогут, пусть…
– Что же ты не согреваешься?
– Когда у меня такое дни, что я не ем почти… Α я не могла, больно было. Я всё время холодная.
– Значит, надо согреть. - Обхватил её.
– Ты тоже холодный! И вообще! Зачем, что ты? Ты же шевельнуться не можешь!
Без ответа. Как? – обоим непонятно. Тем не менее. Его сил хватило поднять её, и закинуть на себя; она спешно стягивала сапоги, чтобы хоть здесь ему не тянуться.
…
– Или не цепляться за тебя сегодня? Сам еле идёшь. Хотя нет, скользкo.
И темно. Полдвенадцатого. «Привет, субарка». Погладила машинку тихонько.
Οн включил радио. Леонтьев радостно вопил старую песню про одиноқого бродягу-Казанову.
– О, когда-то я его любила, - oтбивая ритм.
– Ну да, да… так и останешься, придурок, один, Казанова…