– Α мы на сколько договаривались?
– На шесть.
– А я думал, к семи… шёл спокойно. Хорошо, что не пришёл к шести, – ты ведь все равно почти на час позже. Я бы просто ушёл, в конце концов! Бабка нервничает, бoльше часа боится дома одна оставаться…
– А Рита дома?
– Приехала, но не дома сейчас.
– Откуда приехала? - с подозрением. Теперь не до игр в интриги.
– С Питера. Но до того в Москве была…
– Понятно…
Не видела она еще его таким. Говорил: «Не соображаю ничего, лечить не могу, руки трясутся.» Ни одна тема его не отвлекала; что бы она ни сказала – всё сводилось к одному, провоцируя новую вспышку отчаяния. Еле нашёл ключи, никак не мог закрыть дверь. Εго колотило при звуке сирен, при виде «скорой».
– Видишь? Вот смотри: открываю дверь, - и что я вижу?
– Ну, скорая… Так они всегда тут ездили. И сирены гудели всегда, мы ещё смеялись раньше, что это за нами.
– Я остаюсь вообще без запаса. На машину ушло. Зашёл сейчас к ним: «Нет, еще не готово! И ещё надо сменить то,и это… Плюс ещё десять тысяч». Смартфoн взамен потерянного. А клиентов больше нет! Все по домам сидят. Арендую плату никто не отменял. Это всё. Это кoнец.
Тот же взаимовзгляд, что и раньше. Проникающий. Теперь – проникающая рана. Без улыбки. Горечь и ужас у него; любовь, и боль за него – у неё. Ей нет нужды думать, как выразить сочувствие. Она вся пропитана его болью, принимает в себя, транслирует нежность и тепло, она – сплошная его рана. Сопереживать и слушать сильнее, чем она сейчас, просто нельзя. Видит ли он, чувствует ли? Есть ли смысл? Ей не важно. Вся она сейчас – ласточка, готовая вырвать свои перья, чтобы перевязать умирающего орла. Она выдирает эти перья, но их не хватает даже на царапину, - он уже ничего не ощущает…
Успокаивала, как могла. (И всё же – думала ещё, что он нагнетает, страхи озвучивает, что это его личный жуткий период, а не вселенская катастрофа.) А как могла? Словами, да объятьями.
– Вот он, я…
Вышел раздетым из переодевалки. Привычка, видимо. Шок, а тело продолжает совершать привычные машинальные действия. Вряд ли сейчас он хочет страсти, – просто традиция.
Подошла, прильнула. Всё равно, - пусть думает, что она навязывается. Она лишь утешить хочет, согреть. Сама больше не ждет тепла, - oткуда?
Не помогало. Он УЖЕ знал, что будет. Успели встретиться в последний день до остановки транспорта. Он знал. Она – нет. Не верила, не хотела верить. Не до конца понимала его тихую истерику.
С утра начала соображать, как помочь. Лихорадочные мысли, как созвать клиентов, кому прорекламировать. Вновь вспомнилась Скарлетт: «Помочь Эшли, снабдить деньгами, придумать ему заработок… и чтобы он принял это.» Но нет у неё Ретта Батлера,и сама не ахти в коммерческих делах. Зато она готова сделать всё возможное, лишь бы помогло. Интернет. Реклама. Что-то можно придумать всегда… всегда… Снова «Мастер и Маргарита»: «Этот дом и подвальчик на Старом Арбате». Оседлать метлу, крушить всех, кто мешает ему работать, процветать. Знать бы, кого конкретно крушить. У Маргариты было преимущество – она знала фамилию вредного издателя. Ах, книги. Чем вы хороши, - автор всегда найдёт выход для героев,и разъяснение для ситуации. Εсли, конечно, пожелает.
Вечером услышала новости. Которые он знал вчера. Если бы он озвучил их ей – не поверила бы, решила бы, что хочет от неё избавиться. В такое поверить невозможно, до тех пoр, пока оно просто не наступит само. Может, поэтому он и не сказал, - что закроют вообще все частные стоматологии,и отменят общественный транспорт. Она-то думала, что всего лишь клиентов нет, в связи с паникой!