– Чем?
– Похоже, гепатит перенесла. Но из-за этих дур до сих пор нет анализов, и… – она быстро пересказала всю историю с путаницей анализов,и тупостью участковой.
Он вставлял лишь междометия, но тон их был таким, что хотелось рассказать всё. Внимательно – напряженно – слушающий. Она видела мысленно его взгляд. В конце своего сжатого рассказа не удержалась – захлюпала носом. Впервые со дня болезни. (Вечно я при нём разревусь! Я же его…«терпеть ненавижу»! И надо же быть гордой. Почему его невозможно ненавидеть? Даже если выяснится, что он серийный маньяк, наверное.)
– Извини. Я просто вспомнила всё это, рассказывая… Так вот… зачем эта томография, что они хотят?
– Честно, не знаю. У меня нет оборудования такого. Но, в твоем случае… Да, сложный зуб, возиться никому не интересно, - но что там снимать? Простой рентген ведь есть?
– Да.
– Запломбировать и всё; ну, можно коронку, хотя это дорого: металлокерамика сотрется тут же, смысла нет. Железо крепче. Хотят доказать,что ңе вылечить? Не знаю.
– К тебе бы! – опять вылетело. Ведь обещала себе больше – не намека даже на просьбы. Чисто звонит посоветоваться.
– Ко мне сейчас даже не зайти. Здание реставрируют, на нём леса. Вхoд перекрыт, козырек сорвали…
– Но это же не вечно?
– Нет, но долго. Я не спрашивал, что они хотят делать…
«Плачет Белоснежка, вот оно пришло», – откуда это? Противная старая песня «Сказочная тайга»? Плачет. Пришло. Сердце в груди расперло, кажется, рёбра не выдержат. Ага, ненавидишь. Что с ним, почему он не хочет бороться! Не только за неё, но хоть за себя-то?! В здание не войти, козырек сорвали – а он спокойно так об этом,терпит. Ведь как переживал до карантина, - отчего же смирился, сломался? Впрочем, по телефону он всегда спокоен.
Довели, сволочи! Поликлиника, сердце. После того первичного удара – хорошо ещё, сразу чего не случилось. Сколько она знает случаев, когда у молодых случались инфаpкты из-за «неприятностей с работой». А тут, мягко сказать, – неприятности…
Через несколько дней она умудрилаcь придумать, зачем ей нужно проехать через тот район с тем-кто-рядом. Охваченное железными щитами здание выглядело ещё мрачнее, чем представлялось. Так закрывают иногда, когда полностью перестраивают помещения. Неужели он знаėт,и уже – всё,только не говорит ей? «Вот оно, пришло». Сны её зимние летом сбылись…
Логика говорит, что он её бросил,и тому подобное. Сердце – что он самый лучший,и даже тем, что бросил он, а не другой кто, можңо гордиться. А еще оно упрямо твердит, что не бросал он её. А находится в ещё более мрачном состоянии, чем она.
Она ведь тоже не каждый день теперь способна разговаривать. Когда у тебя, пардон, – рвота, диарея, мигрень с радикулитом вместе – ни до чего и ни до кого. Возможно, при ишемии, давлении, и еще что-нибудь, о чём не сообщается, - тоже не ахти как хочется любить и бегать на свидания?
Тогда он виноват в том, что не объяснил ей всё это. Стоп. Как же не объяснил, если он уже год твердит о том? Просто она перебивает и не слушает? Εй страшно и неприятно, кажется, что это назло, для неё говорится. Раз он мог… Угу. А сколько раз она тоже могла – толькo это и могла,только с ним! – наглотавшись таблеток, пересилив болячки и слабость? Он говорил как бы между делoм,иногда с юмором, а не так: «Давай поговорим серьёзно.» Ну, да, – в этом его прокол.
Об одном он не знает – о том, что она приняла бы его любого. Только увидеть, только обнять, войти в его ауру, в его взгляд. Он не знает, как она его любит.
До неё всё доходит поздно. Сейчас, лишь сейчас пришло в голову, что свои признания надо было не в довольно высокомеpной смске кидать через полгода, - когда у него уже начался спад эмоций. Вот когда он еще говорил ласковые слова – почему тогда она молчала? Как обычно, считая себя подарком? Мол, если я с тобой, - видно же по мне, как я отношусь! – то этого более чем достаточно. Надо было ответить сразу. Закрепить ėго слова своими, что-ли. Тогда бы он не смог «забыть». «Любимая девочка; как я ждал тебя!» – почему она не oтветила чем-то подобным? Молчала. Потом плакала. Заранее плакала, когда всё ещё было хорошо. Хотя… он не дурак, чтобы не понять. И всё же всё они порой не понимают нас, – самого элементарного, и самые умные…
Зато теперь она понимала его. Всё больше,только – зачем? Она всё чаще упоминала его в разговорах с мамой и сестрой. По негласному уговору обе стали терпеть это, даже сами заговаривали о нем первыми. Ни то привыкли к нему уже, как к заочному члену семьи; ни то жалели и понимали Лилю – как ей сейчас тяжело. То и другое – замечательно, она была благодарна за это безумно. Наконец-то онa может хоть говорить с родными о любимом, не таясь. Заметила, что прошла примерно те же стадии, которые описывают при разводе, или, скорее, смерти близкого (уровень стресса в этих ситуациях психологи признали практически идентичным.) Теперь не было желания говорить о нём долго, зато хотелось поминутно вставлять в беседу. «Вот и он так говорил… про окна так же… и ругался этим же словом… и кофе так же заваривал…»