— Всем залечь! — приказал Артур. — Господин майор, не могли бы вы заменить турецкого пилота в верхней кабине? Не хотелось бы, чтобы парнишка случайно подал какой-нибудь знак… И пушку свою прихватите, мало ли…
Карапуз коротко кивнул, согласно новому российскому уставу, и шустро полез по лесенке в чрево дирижабля. Минуту спустя раздались звуки борьбы, хрипы, и в люк вниз головой был спущен связанный пилот.
— Рыпался, сволочь, — пробасил из горячего мрака Карапуз. — Как пить дать, хотел своим, собака, лампой поморгать.
— Я тебя предупреждал? — Артур потянул Дробиченко за ворот.
— Клянусь, все не так… — позеленел «джинн», — Никаких сигналов, это его работа! Там внутри корпуса мостки, проходы к четырем фонарям. Я сам вводил правила, при посадке обозначить габариты судна…
— Смотри, как бы я твои габариты не уменьшил, — пообещал президент. — Начну с лишнего отростка между ног. Герр Богль, проследите, чтобы тот парнишка на руле не выкинул фортель. Желательно, тихо…
Немец кивнул, встал вплотную к мотористу, передвинул руку под балахоном. Турок задергался у штурвала, покрылся потом, что-то залопотал умоляюще, обращаясь к визирю.
— Азиз просит не убивать его, — спешно перевел Дробиченко. — Он не скажет ни слова, будет служить честно. У Азиза в Стамбуле четверо детей…
Солнце осторожно выглянуло из-за влажных скал. Дирижабль плыл метрах в тридцати над расщелиной, похожей на пересохшее устье ручья. Внизу не наблюдалось следов человеческой деятельности, остров представлялся совершенно заброшенным, недружелюбным складом булыжников. Кое-где ветер натаскал земли, в узких проломах желтели чахлые травинки, тянулся по уступам вьюн, пробовал свои силы дикий виноград. Ни катышков козьего помета, ни обломков рыбацких хижин, ни останков высоковольтных столбов. Очевидно, Господь встал не с той ноги или пребывал в глубокой ипохондрии, создавая этот клочок суши. В подобном унылом месте в древние времена могли бы держать каторжан или заключенных. Волны с разбегу налетали на отвесные берега, рассыпались, передавая острову легкую дрожь, обтекали его с двух сторон, закручиваясь водоворота в узких стремнинах проливов. Воздушный корабль на фоне циклопического пейзажа казался беспомощной пылинкой. Тревога не проходила.
Будто бы непременно следовало ждать утрату. Лица товарищей самую малость тускнели, как происходило не единожды, перед разлуками вечными. Волшебных качеств за собой президент не наблюдал, но кое-каких премудростей у Качальщиков, в свое время, нахватался. Когда вот так лицо близкого человека смазано, черты чуть менее четкие, нежели обычно, хочется сморгнуть или протереть глаза, — не к добру это. Почти незаметно, не всякий способен в себе развить дар такого узнавания, его и предвидением не назовешь. Старый Прохор, помнится, говаривал Артуру, что в каждом человеке предвидение заложено, и каждый печать смерти будущей несет. Звери домашние чуют, подсказать порой хозяину пытаются, чтобы не бросался куда не следует, не вылезал вечером, лучше отсиделся бы… Ковалю хотелось протереть глаза. Он не видел близкую смерть ребят, но вполне ясно предугадывал разлуку. Разлука на уровне тонких ощущений воспринималась как расширяющаяся бездонная пропасть…
Артур вновь, и вновь ловил себя на том, что так и тянет его растереть онемевшую кожу на висках, на затылке. Безусловно, поблизости рванул мощнейший Звенящий узел, примерно такой же, как в Оренбургских степях, где наступали Желтые болота, или такой, как в Германии, в районе Песочной стены. Побережье Греции наверняка пострадало, но главное острие удара пришлось в глубину моря…
Пилот виртуозно подрабатывал двигателями, кидал румпель с борта на борт, протискивая громадный баллон среди нагромождений острых камней. У Коваля кровь колотилась в висках. Он уже заметил, для чего пилоты идут на риск, едва не царапая днищем гондолы гальку.
Расколовшийся зуб заканчивался тупиком. Впереди, в предрассветной мгле, вырастала серая, с блестками стена; по мере приближения в ней обозначился разлом. Он начинался не у самого дна ущелья, заваленного камнями, а гораздо выше. До нижнего края трещины тянулось метров пятнадцать отполированного гранита. Преодолеть голую, выщербленную оползнями гору можно было либо резко набрав высоту, либо…
Либо протиснувшись в щель. Что пилот и собирался сделать.
— Снижаемся, ваше превосходительство, — тревожно заметил штурман. — Как бы об землю не шваркнуться, больно скоро валимся…
— Не упадем, — успокоил Дробиченко. Он выбрался на самый нос гондолы, распахнул оконце и начал размахивать фонариком. — Азиз свое дело знает, четвертый раз тут проходим. Это я предложил по воздуху, раньше лазили по камням, побилось народу…
Четвертый раз, отметил про себя Коваль. Проторили тропку — стало быть, и, правда, отыскали нечто из ряда вон…
Артур сел на пол прямо за спиной Дробиченко, проверил метательные клинки. Сергей продолжал плавно размахивать фонарем.
— Сюда много лет никто не заплывал, — словно расслышав мысли Коваля, сообщил визирь, — Местные греческие рыбаки считали остров дурным местом, по слухам, еще в те годы, когда мы с тобой науку делали. Здесь таких островков сотни, никто серьезно не изучал… Ну, дурное и дурное, мало ли? Зачем изучать, если для туризма интересов ноль, ни угля, ни нефти, ферму не поставишь… Мы с Людой внимание обратили, когда слухи о сапфировом дожде начались…
— Сапфировый дождь? — Коваль с трудом оторвал взгляд от нависающей скальной громады. Дирижабль подлетел вплотную к разлому, и оказалось, что между неровных стен могли бы разминуться три таких судна. Артур отметил, что по земле добраться до нижней границы разлома могли бы только альпинисты высокого класса. Без специального снаряжения преодолеть завалы было нереально.
ebooksa