– Я приказал заправить танки, – скромно потупился бывший пивовар. – В лесу за Песочной стеной были бандиты, они грабили фермер. Мы стреляли, я приказал стрелять. Больше бандитов нет. Леса тоже нет, мой президент. Тогда к нам вышел бургомистр Страсбурга, он спросил, куда идет армия. Они полагали, что армия снова идет в Рим, выбирать нового папу. Мы говорили – нет, мы идем в Стамбул, мы платим серебром за машины, за ружья и порох, мы набираем солдат. Герр бургомистр провел заседание городского совета. Они постановили, что не станут выполнять приказы Парижа. Они слышали о русском президенте, который победил железных птиц. Они выставили семь тысяч пеших. Еще оружие. Две батареи гаубиц. Четырнадцать зениток, они стреляли по железным птицам. Пятьдесят тысяч снарядов к зениткам, они научились делать снаряды… Они сказали – мы не будем ждать, пока гадюка придет в наш дом. Мы уничтожим гнездо.
– А поляки?
– Польский корпус следует за нами, с отставанием в сутки. У них произошла болезнь… как это в русском? Гм, э-э-э…
– Чума? Холера? Язва? – упавшим голосом перечислял Артур.
– Найн, найн, – испуганно отмахнулся Борк. – Они покушали плохой пища. Немножко у всех болит живот, все! Они уже догоняют нас.
– А ваши что… германцы?
– Не все свободные города выполнили ваш призыв, – грустно ответил командующий. – Мои курьеры всем разослали письма, но…
– Ну же, сколько? Сколько всего? – У Коваля снова начала болеть шея. Видимо, дед Савва ослабил захват.
– Общее число германских сил – двадцать семь тысяч человек, – скромно отрапортовал Борк. – Мы надеялись, что вдвое больше, но северные города отказали. Словаки – пять тысяч, шведский ландтаг выставил три тысячи конных, три тысячи штыков и две механизированные роты. Чешский магистрат выделил четыре тысячи кирасиров, еще они сделали осадные башни. Восемнадцать осадных башен по нашему заказу, разборные, и четыре разборных моста. Также мы следовали вашему приказу, герр президент. Мы вербовали всех по пути. Очень много беженцев двигалось навстречу – болгары, черногорцы, словенцы, греки. Вероятно, я позволил себе лишнюю смелость, герр президент. Я их всех вербовал.
– Сколько? – выдохнул Коваль.
– Сложно назвать точно цифру, – потупился немец. – С учетом регистрации выданного оружия – около сорок тысяч. Имеется дезертирство. Наша проблема, что это необученные войска. Но моральный дух высок. Мы всем честно обещаем – война не за деньги, за свободу…
«Итого, как минимум – восемьдесят тысяч, – прикинул Коваль. – И как максимум, учитывая, что беженцы прут им из Греции навстречу, Борк может собрать больше ста тысяч. Здорово, но непонятно, как их кормить и как доставить в нужное место. У нас-то вояки не ахти какие, а это вообще ополченцы, и ополченцы вынужденные. Стоит войне слегка затихнуть – и они разбегутся по своим деревням, никакой силой не удержишь… Кроме того, у Карамаза в одном только Стамбуле, по данным разведки, собрано сто тысяч. И это не ополченцы, а реальные, сытые войска…»
– Мой президент, наверное, вы испытывать тревогу ввиду малого количества провиант. Мы гоним в обозе тысячу быков, еще двести подвод с зерном и крупой, еще почти пятьсот окороков копченых и много сухарей. Мясо прислали испанцы. Много мяса. Еще пришлют. Еще много коров гонят нам из Карпат. Оттуда бегут, бегут от войны, мой президент. Не беспокойтесь, провиант хватит на два года. Еще вы не должны волноваться касательно дисциплина. Я тоже волноваться. Восемь дней назад мы собирали военный совет генералов. Иногда плохо понимали язык, но все хорошо понимали дисциплина. Мы сделали, как вы сделали в России, всех привели к присяге. В следующую ночь уже расстреливали за нарушение присяги. Убежали двести человек. Теперь дисциплина. Присягу принимали России, – быстро добавил Борк, уже догадываясь, о чем президент собирается спросить.
Управлять телом сонной колдуньи он не мог. Немного слушались мышцы шеи и мимические мышцы лица. Кое-как Артур повернул голову к боковому окошку. Фургон неторопливо катился по автобану. А слева и справа, растекаясь по обеим обочинам бесконечным светящимся ковром, шла армия союзников.
Восемьдесят тысяч.
«А может быть, сто, а завтра станет – сто двадцать! Пусть они не обучены, и, к сожалению, потери будут велики, но когда такая масса ударит в тыл, наступление Карамаза на Кавказе застопорится. Битву за каспийские прииски он проиграет, мы будем бить в одну точку, в его мягкую брюшину… Интересно, как там Бродяга, найдет ли хоть десяток соратников?..»
– Где вы сейчас? – Артур еле сдерживался, чтобы не закричать от радости.
– В Швейцарии были. Замечательный автобан, – горько улыбнулся немец. – Горы почти позади. С нами говорили невежливо. Три города, три чудесных города, они не приняли нас на постой. «Бараньи шапки» полагают, что они – высший сорт. Вы понимаете меня, мой президент? Они наладили воздушную дорогу, курсируют дирижабли, радио функционирен, также моторные суда. Они передавали по радио о нашей армии, они улыбались, но отказали в ночлеге и еде. Представители кантонов заявили мне, герр президент, что их люди будут вечно нейтралитет. Они предложили мне пользоваться за деньги их моторным речным флотом или их лошадьми. Пока представители кантонов улыбались, их снайперы целились в нас из укрытий. У них очень хорошие стрелки. Один раз я открыл огонь, только один раз. Когда нас не пропускали. Я выполнял ваш приказ – не вступать в драки с населением, обходить военные силы…
– Ничего… мы еще с этими банкирами разберемся, – задумчиво посулил Артур.
– Мы ожидаем вас, чтобы согласовать. Надо уточнить маршрут.