– Вы хотите, чтобы я подговорил гвардию к перевороту? – задумался патриарх.
– Ты не заговорщик, ты – спаситель страны, – отчеканил из темного угла Исмаил. – Мы всем будем говорить, что идем за святой церковью, за пастырем нашим.
– Не только гвардию, – вставил Касьян. – Одной гвардии мало. Я так полагаю, все командиры резервных полков за тобой пойдут. И пограничная стража, и тюремная стража, и Налоговая палата. А это уже сила.
– Из министерских тоже немало людей порядочных, твердых… – задумчиво начал рассуждать митрополит. – Владыко, дозволь слово сказать. Ко мне уже приходили, да не стал тебя беспокоить. Министр по транспорту, по горному делу заходили, директора департаментов тоже… люди воцерковленные, серьезные, не шваль какая из этих… ли… либералов, прости господи… Тоже опасаются, как бы на новых выборах чего дурного не вышло. Как бы дурня какого к присяге не привели…
– Слушай, соборник! Мы предлагаем то же, что и ты. Ты сам хочешь, да только вслух произнести робеешь. – Дед Касьян тряхнул костяными амулетами. – Россия устала от раздоров. Страну разорвут на части, если Дума не выберет снова Кузнеца. Мы предлагаем тебе не заговор, а договор. Пока что на словах.
– Белого царя выкликнуть? – с места в карьер перешел патриарх. – Кузнец не согласится! Я уже подступал к нему.
– В армию продали восемь тысяч пар гнилых сапог, – скороговоркой начал загибать пальцы Дед Касьян. – Три вагона гнилой картошки матросы сбросили с корабля, не жрамши, Савва был при сем. Баранину с червем привезли, масло зато доброе, но по весам не хватает, недобор. Ремни хреновые, порох хреновый, вода и та гнилая поставлена! Половины бинтов в коробах недосчитались, когда первых раненых приняли… Половину всего этого президенту не докладывали, чтоб на месте сердце не порвал. Но мне-то Савва по ночам всё говорит. Воры вокруг него, сплошь падальщики, псы поганые…
– Некуда ему деваться, один он, – вздохнула Мама Анна. – Книга наша не врет. Под белым знаменем о девяти хвостах вернуться должен царь. Тогда воров воронам отдаст, а псов – волкам, так сказано. Не исполнит пророчества – конец России, разорвут. А нам тогда что – в тайге прятаться? Ждать, пока басурманы, да степняки, да англичане придут тайгу – вместе с нами – корчевать?!
– Дайте мне неделю, – патриарх тяжело поднялся. – Я соберу всех, в ком еще честность есть. Я с вами.
Он протянул руку. Митрополит ойкнул, но тут же затих.
Три ладони ударились одна о другую. Белая, холеная, с золотом. Смуглая, с седым волосом, запястье в деревянных браслетах. Широкая, татуированная змеем, с железными перстнями на пальцах.
– Холодно что-то, – впервые улыбнулся соборник. – Ну… теперь давайте о Наденьке ван Гог говорить. Что вы там такое задумали, с чем я сам не справлюсь?
13
ДЕНЬ ХИМИКА
– Наташа, ты только глянь, грозища какая! Обалдеть! Куда я в такую мокрень попрусь? Вина ребята сами прихватят, покушать у нас и так полно, а?
Артур бережно отложил книгу, укутал сигарету в кулак и приоткрыл окно. Взрослый Коваль никак не мог точно припомнить этот день, удаленный от него на полтора столетия. Сейчас казалось удивительным, что он тогда курил и не давился, и что имелось полно времени для чтения толстых книг, и что по радио наяривал Шуфутинский. Коваль моментально вспомнил певца, как он выглядел, как себя вел на сцене, и даже припомнил слова песен, хотя никогда раньше не был поклонником шансона. Ему невыносимо остро захотелось оглянуться назад, в глубину квартиры, потому что там была Наташка, его Наташка, за смерть которой он всю вину взвалил на себя…
С каждой секундой его память расчищалась от наносов, словно снаружи кто-то поливал из шланга заляпанное грязью лобовое стекло. Кажется, это была вторая квартира, которую они снимали вместе, потому что первую он помнил хорошо, они туда сбежали после очередного скандала с родителями. Первая квартира была уютной, в сталинском доме, а вторую аспирант Коваль уже не смог оплачивать, как раньше. Наташка тогда уже пошла работать, а он ежедневно пропадал с утра до вечера в институте.
Еще никто не приглашал зеленого специалиста заниматься крионикой, еще дьявольски далеко было до первых капсул глубокой заморозки, до таинственного шкафчика номер шесть в подвале, принадлежащем их будущей кафедре, Коваль еще не был знаком с Телешовым, а американцы еще не начали разработку нового поколения вакцины против СПИДа, которая гораздо позже уничтожит мир…
А главное – Наташа. Не Надя ван Гог, законная жена, которую ему вполне удачно навязали лесные Хранители, его любимая, покладистая, нежная Надя, а та, другая, так похожая внешне на нее… Его первая, единственная, исполненная острейшей боли любовь, которой суждено погибнуть под грузовиком.
Сколько месяцев, недель или лет осталось до ее гибели? Он этого не помнил. Какой у него сейчас мотоцикл? Еще старый, на который копил со школьных времен, или уже куплен черный монстр, которому суждено зашвырнуть любимую женщину под грузовик?