Кузнец из преисподней

22
18
20
22
24
26
28
30

«Убьют на месте, со двора не выйду, коли не так скажу», – понял внезапно бывший управитель. Послушав еще немного, сообразил он, что Думы городской больше нет, что нынешняя Дума – вот она, тут собралась. Вот только неясно, известно ли в Петербурге, что на Урале власть опрокинулась? Вопрос этот так и вертелся на языке, но Степан Наливка язык вовремя прикусил.

– Сочувствуем твоему горю, Степан Михайлович, – по-простому, словно к равному, обратился к новому гостю Кирилл Лопата. – Наслышаны мы, погибла твоя супруга любимая. Да уж, такие деньки… Не только у тебя горе. По всей губернии смертей не счесть. Только рожениц тысячи три умерло.

Лопату Степан встречал единожды. Когда тот, в числе других шишек из Петербурга, открывал новый мукомольный и хлебный завод. Тогда этот бородатый, холеный, видный мужик тряс орденами, бил ладонью по трибуне, кричал в зал, что Урал – надежда страны. Не надеялся Степан, что его тогда запомнили. А ведь запомнили его рвение – как бы нынче это боком не вылезло…

– Еще многие умрут, – едко откликнулся митрополит. – Многие тысячи полягут, коли заразу не придушим. У меня сестру порвали, у матушки – родичей тоже…

Степан сглотнул, пригубил мед. Не к лицу мужику в сорок лет при всех слезу пускать. Тем более что слезы еще вчера в нем закончились. Высох, как мертвая коряга стал. Все равно стало, что будет.

Тем временем ночной провожатый – тот, что за ним в усадьбу приезжал, – капюшон скинул и лицо размотал. Бывший управитель так и ахнул! Теперь понятно стало, отчего гость такой смельчак по ночным дорогам разгуливать. Под капюшоном скрывался полковник Гирей, командир уральского инженерного корпуса, правая рука генерала Даляра.

Степан начал понимать, в какую историю вляпался. Каждому известно, что генерал Даляр в любимчиках у президента Кузнеца ходит, что ему под охрану железные дороги отданы и речные порты и подчинена связь. Именно генерал Даляр и привез в позапрошлом году в екатеринбургскую думу пакет с новыми назначениями. До того ковбои надеялись, по старинке, своих близких на новые посты расставить, ан – не вышло. В числе прочих приказом президента была установлена новая должность – управителя железных дорог.

С хорошим жалованьем, поблажками, наградами, штатом и пенсией. Назначили Наливку – за то, что инженерное дело изучал. Он втайне возгордился, обрадовался. Тем же вечером к нему на паровике приехал этот самый полковник Гирей.

«Работать будем вместе, – улыбнулся широко, руку подал по-простому, без столичного зазнайства. – Вам понадобится техника, люди, охрана. Все получите, общаться будете со мной. Ваша задача – в самый короткий срок восстановить весь узел железных дорог. Сделать так, чтобы через Екатеринбург снова пошли поезда. Работы много, но в нас верят…»

Нынче полковник Гирей говорил иные слова. Хищно улыбался, кривил тонкие губы, смотрел дерзко, без былой ласки:

– Ты реши сейчас, Наливка, с нами ты или мимо. Другого времени не будет. Здесь лучшие собрались, соль земли, но не все, ясное дело. За нами сила великая стоит, от одного океана до другого. А пакость крылатая – это только цветочки… Будет и хуже, много хуже. У тебя еще коровы доятся, а, Степан?.. А у многих уже нет. И свиньи взбесились, и псы, и овцы даже на рога норовят посадить. И человечьи дети больше не народятся, коли мы плечом к плечу не встанем. Тебе предлагаем мы войти в Малый круг, заботу важную на себя принять. Управителем снова станешь, по мостам и дорогам. Ты решай, Степан. Завтра ополчение собираем, остановить зверя надо. На Библии поклянешься, если примешь присягу. Или сразу уходи, держать не будем. Но, если уйдешь, обратно не просись.

«Не выпустят, – похолодел Степан. Но тут же вспомнил, как помирала жена, и снова стало ему все равно. – А хоть бы и служить, бесов бить пойду, оно все легче, чем так…»

– А как его, зверя летучего, остановишь? – беспомощно спросил Наливка. – Это ведь по ворожейной части, чтобы пакость такую усмирить. Я-то что могу? Ну выведу своих стрелять. Так а в кого стрелять-то?..

И осекся. Все смотрели на него. Особенно страшно смотрели Качалыцики, не мигая, пристально, да только лица их словно бы раздваивались. Невозможно без дрожи в коленках эдакий напор, эдакую ненависть выдержать! А то, что ненавидели Качалыцики всякого горожанина, – оно и без слов понятно. До Степана стало доходить, что дело совсем не в летучих гадах, сгубивших его супругу. Точнее, дело в них тоже, но никто не собирается за ними охотиться.

За воротами раздалось ржание, шум – видимо, еще кто-то подъехал, несмотря на поздний час. Степану стало ясно, что минутой раньше тут до него стоял другой клерк из тех, кого прежде власть питерская назначила. И очень может быть, что того клерка в живых уже не было…

– Кому присягать-то? – выдавил он, пытаясь угадать, кто же за главного, кто же тут главный мятежник.

Из-за занавески выплыла невысокая женская фигурка в плотной шерстяной накидке. Волосы убраны под платок, лица не разглядишь, только глаза бешеные сверкают.

– Меня зовут Арина Рубенс, – энергичным, сиплым голосом произнесла женщина. – Слыхал про меня небось? Можешь мне присягнуть.

– Слы… слыхал про тебя, – Степан с трудом проглотил внезапный комок в горле. – Ведуница ты, дочь Красной луны, из особо опасных ссыльных… Сослал тебя президент Кузнец на вечное поселение за бунтарство и подстрекательство. Не позволено тебе деревню покидать, а сторожить тебя назначены Качаль…

Тут Наливка прикусил язык, поскольку эти самые Качалыцики незаметно материализовались у него по бокам.