Демон-император

– А, бывает, – посочувствовал сосед. – Суки они, подпоили нас, весь товар отняли, а потом продали этим… А где это – Питер? Что-то я не слыхал.

– Далеко это.

– А, вона как! Видать, не на море. На море-то я все города знаю. Меня Гаврей звать, Гавриил то есть, а прозванием Белобрюх. Это потому что китов мы с батей белобрюхих били. А тебя как звать?

– Артур… Кузнец.

Артур перекатился еще раз, и еще, до молний в глазах, пока к плечам и бедрам не вернулась чувствительность. Колено саднило, очевидно, последние клочки мха оторвали «с мясом».

– Ага, оно и видно, здоров ты, мужик. Видал я, как они тебя тащили вчетвером-то. Наломал ты им костей, это точно.

Сверху посыпалась труха, по железу прогрохотали шаги, раздалось низкое рычание.

– Гавря, зачем мы им нужны?

– Как это – зачем? – русский поскреб в бороде. – Или в работу куда продадут, или на потеху, спаси господи, выставят. С ихними бесами драться. Уж лучше сразу сдохнуть, чем такое… Вишь, корейцы со мной, тоже рыбаки, их в море повязали. По-русски три слова, а про бесов наслышаны.

– На потеху? – Кузнец раскачался, кое-как встал на колени, уперся макушкой в крышу. Шпала на плечах тянула к земле. – А ты с бесами уже дрался?

– Кабы дрался, с тобой бы не болтал. Ходил у нас один шкипером, вдвое здоровей тебя, так он за деньги по молодости ввязался. Одной обезьяне хребет свернул, а другая его чуть не кончила. Всего изломала, точно с мишкой в тайге схлестнулся. Еле выходили потом, кривой остался…

– Обезьяну? Драться с обезьянами?! – Артур вспомнил расстрелянного павиана.

– Особливо ноги беречь надо, по ногам бьют, мигом кости переломают. И вверх норовят утащить, уж такие они прыгучие. И голову могут свернуть. А глотку ей давить бесполезно, потому как бес, он ведь не дышит, смекаешь? Этот шкипер, он по-ихнему кумекал, долго тут пожил. Он такое рассказывал… – зашептал Гавря, – мол, есть тут колдуны разные, красные и желтые, и еще какие-то, и все меж собой бьются, кто лучше беса смастерит. Давно бьются, еще до Большой Смерти начали.

– До Большой Смерти? – название показалось Кузнецу очень знакомым, точно на секунду приподнялся занавес над уснувшей памятью. – Гавря, а на фига ты сюда плыл, если так опасно?

– Я что, дурной, по своей воле в Токио швартоваться? – обиделся китобой. – Мы завсегда в Йокогаме швартуемся, там ихнего царя власть, купцы там. А этот поганый порт за семь миль завсегда обходим. Сами япошки сюда не суются, уж больно страшные слухи ходят.

– Так мы все же в Токио?

Но дальше им поговорить не дали. Крышку откинули, Артура грубо зацепили за колодку, выволокли на свет. Вокруг расстилалась панорама заводского цеха – непонятные агрегаты, чаны, трубы, рваная крыша. Артур узнал тех, кто вчера напал на него в парке. Лысый здоровяк еле сдерживал на поводках двух рычащих овчарок. У него самого клыки торчали, как у пса. Двухметровый тощий придурок с перебинтованным плечом тоже был здесь, недобро кривил синие губы. Распоряжался низкий, широкий, как комод, в потрепанной военной форме. Чешуйчатый хвост он носил в кармане. Затем явились еще двое, из ящика крюками выудили Гавриила, связали ему щиколотки, куда-то потащили.

– Братишка, помни – ноги береги! А если вырвешься, беги на юг, к Йокогаме! – прохрипел на бегу Гавря. – Там за портом уже земля ихнего царя, префекты командуют, там русскую факторию найдешь…

Кузнеца толкнули острием в спину. Уродец с кривой дынеобразной головой подхватил конец цепи и поволок пленника за собой. Отворились ворота, глаза ослепли от солнца. Его провели почти бегом по захламленной заводской территории. Всюду очень плотно обитали люди – в хибарках, в вагончиках, в контейнерах. Варили себе завтрак, стирали белье, разжигали костры, орали песни. Чуть дальше пасли тощих свиней, мотыжили огороды. Некоторые выглядели вполне привычно, обыкновенные японцы, только грязные и ободранные. Но встречались и удивительные экземпляры.

Тощий детина курил на корточках, его четыре руки свисали, как засохшие цветочные лепестки. В плоском котле что-то разминали ногами двое безруких парней. За Артуром устремилась стайка явных гидроцефалов с камнями и катышками козьего навоза. Навстречу старички, как заправские охотники, несли на плечах жердину с пойманным кабаном. Когда две группы поравнялись, стало ясно, что несут вовсе не кабана, а бочкообразную женщину, покрытую рыжей шерстью. Вытянутое рыло «кабанихи» было затянуто ремнем.