– Сукин ты сын, Мотл, – Равви в сердцах даже понизил голос с крика до нормы. – Пользы от него не будет, бля… При чем здесь польза?! По твоей логике, так я должен раненых и больных расстреливать!
Он нервно закурил, сильно затягиваясь, и, зло прищурясь, выпустил густую струю дыма.
– Вот так, сразу – заболел человек, а я его – бах, и застрелил! Или ранили бойца, а мне его чего, в лагерь тащить, лечить, не дай бог! А я его из пистолетика и в лоб! Так проще, бля…
И он опять заорал, краснея на глазах.
– Ты чего, Матвей, охерел совсем? Ты ж мне как сын! Как брат родной! Что ж ты говоришь такое? Я тебя должен отпустить потому, что ты болен? Потому что будешь бесполезен? Так в рот я имел твою полезность, слышишь? Насрать мне на нее! Я своих никогда не бросал и сейчас не брошу!
Сергееву хотелось провалиться под землю. Чего-чего, а становиться виновником скандала ему не улыбалось никак. Он не ожидал, что Подольский ухватится за возможность уехать с ним, как утопающий за спасательный круг. А Матвей вцепился зубами. Но тут уже взбесился Бондарев, причем сказать «взбесился» было ничего не сказать.
Сергеев никогда не видел, чтобы Равви так зверел вне боя!
В бою бывало всякое: почуяв запах сгоревшего пороха и крови, Равви становился настоящим ассасином – быстрым, безжалостным и невероятно жестоким. Но, когда ружья молчали, вполне мог проявить нечто похожее на сентиментальность.
Теперь же Говорящая Голова, размахивая протезом, как шашкой, бегал по командирской палатке, хромая в ритме «три четверти», и орал так, что во все стороны разлетались брызги слюны.
– Да я же не о том, Александр Иванович, – настойчиво продолжал Матвей, не обращая внимание на то, что Бондарев дышит, как пробежавший дистанцию марафонец, и упирается в него красными от прилившей крови глазами, – я знаю, что ты бы меня никогда не бросил на поле боя. Знаю. Но я о другом, дядь Саша. Сергееву надо два человека. Кого ты ему дашь? Вадима? Леху? Куцего? Кого? Кого отдашь, чтобы не жалко было?
– Всех жалко, – процедил Равви сквозь зубы. – Только жалко – у пчелки. Он, – Говорящая Голова кивнул в сторону Михаила, – не для баловства людей просит. Для дела. Вадика? Дам Вадика! Он потом эту херню летающую обратно пригонит… И Корнея дам! Он снайпер, взрывник и еще х…й знает кто! А ты чего суешься? Ну, стрелять ты еще с горем пополам умеешь. Так у меня и детишки в неполных четырнадцать из подствольника муху в глаз бьют. Вот ему, – он показал на сидящего в углу испуганной мышью Молчуна, – ему лет сколько?
– Пятнадцать, – сказал Сергеев. – Может быть…
Равви отмахнулся здоровой рукой.
– Пусть шестнадцать! Да он таких, как ты, троих стоит, потому что вырос здесь! Выжил здесь! А ты…
– Дядь Саша, – попросил Подольский, не повышая голоса. – Ты ничего не забыл? Я тоже выжил здесь. С самого начала. С тобой вместе. Я же не ребенком к тебе прибился? Ты, вообще, Александр Иванович, помнишь, сколько мне лет?
Равви как-то сразу потух, сжался, даже в размерах уменьшился слегка и уселся на складной брезентовый стул, неловко вытянув негнущуюся деревянную ногу.
«Надо будет протез для него заказать, – внезапно подумал Сергеев, – снять мерку и заказать. Ведь можно и без подгонки изготовить, только по меркам? Не забыть бы…»
– Это да… – произнес Бондарев севшим голосом и поднял на Матвея совершенно собачьи глаза. Даже краснота их только добавляла сходства с взглядом больного пса. – Это точно. Это я что-то мазанул, Матвеюшка.
Он вздохнул.
– Но нельзя тебе сейчас с Мишей идти. Болен ты. Ослаб.
ebooksa