Дети Капища

22
18
20
22
24
26
28
30

Ловко вывернув локоть, Вадим швырнул трубку фальш-веера внутрь зала и, словно из шляпы фокусника, неуловимым движением вытащил из пустоты свой АКМ.

Выстоять против отряда кубинцев из семнадцати человек уже само по себе было бы чудом. А выстоять против специально подготовленных кубинцев, прекрасно ориентирующихся на месте, имея по три «рожка» на нос и россыпь патронов к двум карабинам, было задачей фантастической. Были еще два облезлых ТТ, но пистолеты сейчас можно было не учитывать. Вот когда патроны кончатся, тогда…

Что будет тогда Сергеев не стал додумывать. Отбросил печальные мысли в сторону. А были они печальны, так как один «рожок» из трех был уже пуст, вражеская пуля оцарапала ему щеку, Кручинин стрелял практически наугад, и невидимые в чаще тропического леса гебешники всего за два часа, потеряв трех человек, прижали их к морю.

Уроженцы Кубы, вообще, прекрасные вояки! Кто не верит, может справиться в Африке – есть масса людей, готовых это подтвердить, и в Мозамбике, и в Анголе, и в Центрально-Африканской Республике. Список при желании можно было продолжить. Но зарывшемуся в еще сырой и свалявшийся от утренней росы песок Михаилу делать этого не хотелось.

Теперь их было четырнадцать – сытых, спокойных солдат, привычных к травле человека. Они были выдрессированы на это, как и их собаки с наследственностью настоящих убийц. Благо из двух псов в живых остался только один, но Сергеев, знавший цену бразильеро, так и ждал, когда из кустов покажется оскаленная морда еще одного «охотника на рабов», чтобы всадить в нее пулю. Собака была противником не менее опасным, чем солдаты, а может быть, даже и более.

Солнце начинало пригревать. За спиной плескались синие, как на картинке, волны. Ветер, дующий с моря, крепчал с каждой минутой и обещал превратиться в шторм или, по крайней мере, нагнать высокую волну. Вода, еще несколько часов назад гладкая, как глаженая простыня, покрылась белыми барашками. Иногда над прибрежной полосой несло кусок сорванной пены и мелкую водяную пыль.

Здесь, на берегу, запах джунглей и отдаленная вонь мангрового болота не ощущались совсем. Пахло морем, солью и еще той таинственной субстанцией, которой пахнет ветер, пришедший с необозримых водных просторов, – какой-то первородной свежестью.

Кубинцы засели в джунглях и из лесу носа не казали, хотя могли, конечно, разобраться с двумя русскими за несколько минут. Наверное, избегали прямого огневого контакта, при котором потери неизбежны, и так в первые двадцать минут боя Сергеев подстрелил троих.

Так, из засады, воевать было легче. Спрятавшись в густом кустарнике, который окаймлял пляж зеленой кудрявой бородкой, они лениво постреливали в сторону противника, явно ожидая подмоги с моря или с воздуха. Сергеев с Кручининым, лежащие задами вверх на белом, как снег песке, в тени трех развесистых пальм, с воды были видны как на ладони, и подошедший пограничный катер означал для них стопроцентную смерть.

Заметив движение в кустах, Сергеев повел стволом карабина и отправил «в молоко» еще одну пулю. Из джунглей выстрелили в ответ, скупо и прицельно, трехпатронной очередью, выдававшей с головой армейский навык стрелявшего. Впрочем, и без этого давно было понятно, что за ними отправили коммандос, а не кабинетных работников. Пули легли кучно, в песок перед импровизированным окопчиком Сергеева и швырнули кварцитовую пыль ему в лицо.

– Кранты нам, Миша, – выговорил Кручинин, повернув к нему бледное, как у покойника лицо, с синими, словно накрашенными, веками. – Они нас и выцарапывать не будут – подождут катер.

– Или вертолет, – согласился Сергеев.

– Хрен, а не вертолет, – Кручинин попытался сплюнуть, но слюны у него не было, и он вместо плевка только смешно шлепнул губами. – Нет у них сейчас вертолетов. Или запчасти ждут, или деньги экономят. Был бы вертолет – уже давно бы нам пиз…ц приснился. Тут лету всего ничего. Я эти места знаю. Катер ждут. И не спешат, суки! Видят, что никуда не денемся!

Михаил протянул ему свою флягу. Воду он успел набрать еще вечером из небольшого бочажка за развалинами, с которого начинался ручей, исчезающий в лесной чаще. Она была вкусной и прозрачной просто необычайно.

Саша посмотрел на него с благодарностью и припал к горлышку, глотая шумно и с жадностью. Лоб его сразу покрылся испариной, а синева выступила и вокруг губ и носа.

– Может, давай я тебя прикрою, – предложил Кручинин, отдышавшись после питья. – А ты попробуешь через болото? А? Тут и бежать не надо: ползи себе потихоньку! Отсидишься…

– А дальше? – спросил Сергеев, разыскивая глазами шевеления в чаще, чтобы попробовать еще раз сделать прицельный выстрел. – Сколько я буду сидеть в этом болоте? День? Два? Неделю? Месяц? Ты мое колено видел?

– Видел, – сказал Кручинин и быстро-быстро задышал, что должно было означать смех. – У меня яйца больше, чем твое колено!

– Да, – согласился Михаил. – И с таким коленом, как у меня, и с такими яйцами, как у тебя, особо не побегаешь!

– Умка. – Сергеев не поверил своим глазам: Кручинин, обессиленный, умирающий от лихорадки, пахнущий гангреной и смертью, улыбался, растянув запекшиеся губы. – Слышишь, Умка, а они нас бздят даже таких! Они б за нами и армию отправили, если б надо было!